Наверное, сначала Джослин подумала, что грезит перед смертью и видит ангела.
А потом до Стива донесся ее хриплый визг:
– Стив! Боже мой, Стив, помоги нам!
Но Джослин не двинулась с места – в отличие от Мэтта. Мальчик пробудился от кататонического ступора, вырвался из рук матери и побежал к отцу.
Стив обомлел.
Его младший сын – бледный после пребывания в больнице и с повязкой на одном глазу, вернул Стива к реальности. Лишь сейчас он полностью осознал разлом, который произошел в их семье после утраты Тайлера…
Его старший сын. Тайлер. Вот с чего все началось.
Горе вновь затопило его, сломив волю к сопротивлению. Стив ощутил на себе взгляды обреченных. Увидев страстный порыв Мэтта, люди ринулись следом за мальчиком.
Стив отшатнулся, прижимаясь к массивной двери.
– Папа, папа!
Стив будто онемел. Что ему теперь делать? Как поступить?
Некоторые из выбранных тобою путей ведут сквозь тьму, и вступить на них будет отрицанием морали или безумием.
Не безумием, понял Стив. Любовью.
Катерину заставили пожертвовать одним ребенком ради спасения другого.
Это и есть настоящая любовь.
Стив быстро вставил ключ в замок. Отворил дверь, захлопнул ее за собой, повернул ключ и задвинул засов, прежде чем чьи-то руки смогли дотянуться до него.
Он кувырком скатился по ступеням крутой лестницы.
С глухим стуком шмякнулся на пол и лежал, скрючившись и постанывая от боли. Здесь царила кромешная тьма, такая, к которой никогда не приспособится зрение. Зато Стив различал любой звук. Он слышал ровный рев пламени и то, как дверь осыпают градом ударов.
Люди кричали, но постепенно их вопли превратились в призрачные отголоски. В какой-то момент Стиву показалось, что он услышал свое имя.
Кто же позвал его теперь, Джослин или Мэтт?
Стив запретил себе думать об этом и замотал головой.
Он перевернулся на спину. Открыл глаза, закрыл, открыл снова.
Так-то лучше. А тьма его вполне устраивала. Она позволяла его мыслям обратиться к любви. Где-то далеко, в ином мире, мучились и страдали люди. Они не хотели умирать. Стив представил себе, что так поют проклятые.
Он сжался в комок, пытаясь уменьшиться в размерах, и заткнул уши пальцами.
А затем начал напевать себе под нос.
– Я люблю тебя, Тайлер, – прошептал он перед тем, как уснуть, убаюкав себя колыбельной.
Но никто ему, конечно, не откликнулся.
В это время Катерина ван Вайлер восстала. Она приняла тот образ, который каждый ребенок Блэк Спринг рисовал себе в самых худших кошмарах. Злосчастная ведьма взывала к силам, что были древнее человечества и обитали в частях вселенной, состарившихся прежде рождения земли.
Ведьма стояла на Храмовом Холме, повернувшись к горящей церкви. Она воздела руки к небу, совершая жесты заклинаний друидов, бормоча нечестивые слова на мертвом языке, не понятном никому из ее паствы.
Но от звуков ее голоса у людей волосы вставали дыбом.
Уцелевшие горожане заголосили, но Катерина продолжила свой распев из преисподней, обращенный к небесам.
Слезы струились по ее лицу, не переставая.
И тогда жители Блэк Спринг двинулись на восток. То была процессия обреченных. Некоторые из них оказались нагими. И все они выглядели потерянными.
Они шли прочь от церкви, будто во сне. Добравшись до шоссе двести девяносто три, они направились в лес, который начинался как раз неподалеку. Миновало почти три часа, когда первые из них появились на безлюдной трассе к югу от Форт-Монтгомери.
За окнами украшенных затейливой резьбой особняков колониального стиля было тихо. Родители осторожно раскладывали подарки около каминов, чтобы дети развернули их рано утром еще до завтрака.
Между тем по обочине шествовал кошмарный парад, бесконечный и никем не увиденный.
Когда люди Блэк Спринг дошли до дорожной развязки, они направились к Гудзону. Один за другим они входили в Гудзон и скрывались под поверхностью ледяной воды, где их подхватывало течение.
