— Вот и начинайте! Получится — я готов. Договорились, Игорь?
— Договорились.
— Ну, звоните.
Дело с песней на время заглохло, режиссер молчал, и я не стал приставать к Высоцкому. А затея с «Фургоном» выглядела вообще утопической — я почти забыл о ней. Хотя, когда через некоторое время из Одессы приехала редактор Е. Демченко, я среди прочих дел вдруг ввернул:
— А есть кандидатура режиссера на «Зеленый фургон»!
— Кто?
— Высоцкий!
— Да брось ты!
— Серьезно. Только сам он никого просить не хочет. Вы его просите и — за него.
— Все. Завтра же Збандут (директор студии) с ним связывается!
И утопия вдруг зашевелила конечностями, заморгала, задвигалась. Через несколько дней уже «кто-то» в Москве на ТВ сказал, что «мысль интересная».
В начале декабря — так двигалось дело у нас в Отечестве — еще ничего не было ясно, зато числа 10 декабря, когда я вернулся из Крыма, со съемки, мне домашние сказали сразу на три голоса:
— Звонил Владимир Высоцкий, сказал, что он дал согласие студии снимать «Зеленый фургон».
Я тут же позвонил ему, но Нина Максимовна (мы еще не были с ней знакомы) ответила, что Владимир Семенович уехал до 14-го или 15-го.
С нетерпением дожидаюсь 15-го, звоню. Голос энергичный:
— Игорь! Да, Збандут прислал телеграмму, я подтвердил согласие. Приходи вечером на «Преступление и наказание», не видел? Вот и посмотришь — обратно от меня к… (он назвал фамилию, но я не разобрал, а переспрашивать не стал, и время назвал — перед началом за полчаса).
У театра — обычная толкотня, я привык к ней за 15 лет, живу рядом, каждый вечер видел. Приближаюсь к окошку администратора, должен что-то сказать. Я до того в театре бывал редко, а на Таганке вообще раза два-три, никого не знал, но уже лезу с ощущением «особости» нахально головой в администраторское окошко.
— Вам что?
Это вопрос в самой резкой форме В.П.Янкловича, которого, естественно, я тогда не знал.
— Мне тут билет оставлен… — начинаю я мямлить и вдруг вижу в администраторской Высоцкого. Он меня не слышит, разговаривает с кем-то…
— Владимир Семенович! — ору я, а Янклович злится:
— Вам что нужно?
— Билет… Билет мне… Владимир Семенович! Глупо, наверное, как гимназистка, выгляжу.
— Фамилия? — неумолим главный администратор.
Называюсь, и вдруг — о чудо сопричастности! — «сам» Высоцкий оборачивается, и щелкает замок, и дверь приоткрывается ровно настолько, чтобы мне протиснуться, а больше никому. И я протискиваюсь. Высоцкий одну руку протягивает, другой обнимает. Целуемся (интеллигентный московский ритуал — вовсе не свидетельство близости). А в комнатушке администратора — шумный бородатый Борис Хмельницкий, Филатов, еще какие-то люди, их я не знаю, да и этих-то узнаю едва.
— А-а, вот ты какой!
Это Владимир. (А какой я? Обыкновенный).
— Очень хорошо. Что — будем делать кино?
Я не робею, но смущаюсь: все-таки слишком много народу. Он улыбается как-то хитровато, очень хорошо.
— Значит, ты не уходи после спектакля. Не видел?
— Нет.
— Ну, посмотришь… Сценарий привез?
— Конечно.
— А ты против соавторства не возражаешь?
— Что вы, Володя! — Раз он на «ты», могу и я обойтись без отчества, но на «вы».
— Только…
— Что?
Он как будто чуть-чуть настораживается.
— Вы знаете, что, как автор сценария, не получите за песни в фильме? А это примерно… — называю сумму.
— Да? — он удивился, но тут же: