тела. А именно, когда отяжелевшая вода с растворенной землей становится слизью, а отяжелевший воздух, согретый огнем, — смрадом. Земля даже в виде скелета не отвратительна и огонь, даже в виде синего серного пламени не противен. Но когда земля наполнена слизью, а огонь издает зловоние — они противны. Слизь и смрад встречаются только в органической природе и вызывают чувство тошноты, уже довольно убедительно говорящее об их демоническом происхождении. Слизь есть дезорганизованная вода с землей, более не могущая
дать питания; смрад есть дезорганизованный воздух с огнем, уже не могущий дать дыхания.
43. Сатана в природе является как намеренно дезорганизующая сила. Однако с достоверностью это было бы доказано лишь в том случае, если бы обнаружилось, что настроение, которым проникнуты действия Сатаны в природе, тожественно с настроением понятий зла.
44. Последние знакомы нам двояко: с точки зрения внешней и внутренней. Внешне, со 2-й потенции нравственности, с точки зрения личного духа они являются как что-то тошное, отвратительное; эта точка зрения в высших потенциях заменяется бесстрастной точкой зрения Св. Софии. Слизь, смрад и вообще все отвратительное в природе тоже воспринимается как нечто тошное. Значит, единство внешнего настроения налицо. Надо еще убедиться в единстве внутреннего настроения. Внутренней точкой зрения по отношению к пороку является глубинное настроение Сатаны или сладость порока. Сказывается, что такая же точка зрения возможна и по отношению к отвратительному в природе. Страсти, связанные с организованной природой, каковы чревоугодие и любодеяние, очевидно, предваряются и последуются слизью, и смрадом и их сладостью. Менее заметна та же связь в страсти гнева, довольно заметна в лености. Подобные наблюдения с несомненностью показывают тожество демонического начала, обуславливающего отвратительное в природе и порочное в человеке. Страсти могут быть законны и ценны в животном, и не они обуславливает уродство. Так, дождевой червь, неспособный ни к чему, кроме питания и размножения, считается уродливым. Однако так как он питается землей, что, конечно, идет на пользу этой земле, то отсюда следовало бы, применяя закон моральности красоты, заключить, что он прекрасен. Оказывается, что уродливость червя обуславливается не его чревностыо (здесь сноска автора, после им зачеркнутая: «это против эстетики Соловьева»), а его колъчатостъю.
Нежная волнистая лиловая полоска, идущая по спине червя, красива. Колъчатостъ есть частный случай третьей категории уродливого в природе — многократного полагания одной формы. Например, краб сам по себе красив, но та же форма краба, многократно положенная без изменения, каковой она является в сколопендре, являет собой исключительно отвратительное. Надо однако дополнить формулу важной подробностью, что отвратительно многократное повторение одной формы в организме лишь при условии относительной самодеятельности повторяемых членов. Так, множество волос на голове могут быть красивы, но нельзя без содрогания помыслить живых волос. Потому-то отвратительны осьминоги, кольчатые черви, всякого рода многоножки. Очевидно, здесь снова сатанинское искажение. Здесь мы имеем отдаленную аналогию с искажением поэзии, описанным в первой части. Как там служебная роль рассудка, только предваряющего знание разума, искажается в дурную бесконечность актов рассудочного постижения, так здесь подначально-сть многих органов доминанте искажается продлением в дурную бесконечность относительно самостоятельных частей, т. е. связанных не столько общей властью доминанты, сколько внешне материально. Древние создали идеальный символ отвратительного в образе Медузы, голова которой вместо волос покрыта змеями, притом, именно хвостами, а взгляд, т. е. глубочайшее настроение, неотразимо влечет и обращает в камень.
45. Представим себе змею — она может быть красива, если чешуя ее расписана разноцветным узором. Однако если она покрыта слизью и превращается в червя, она становится отвратительна. Если вдобавок она приобретает кольчатое строение со множеством ног, едва ли что можно помыслить ужаснее; наконец, явился бы максимум сатанизма в природе, если бы червь издавал зловоние. Впрочем, для философа мыслимо и еще большее усиление отвратительности: для этого надо продлить существование червя в дурную бесконечность неумирания. Дурная бесконечность есть бесконечность неопределенно продолженной линии. Но мыслима еще сверх=дурная или отвратительная бесконечность: ритмическое полагание одного и того же события или формы. Впрочем, это относится к области чистой фантазии.
46. Полное, хотя и кратковременное торжество сатанинской силы в природе достигается в явлениях смерти. Здесь — слизь, смрад и черви приобретают могущество над оставленным доминантой организмом. В живом же организме место слизи и смрада — чрево — является седалищем страстей, место пребывания сатаны. Слизь есть причина всех болезней и страстей, а смрад — следствие их.
47. Возвращаясь к вопросу об отношении софийного и сатанинского в природе, еще раз напомню, что Св. Софию и Сатану не должно мыслить наподобие двух воюющих богов. Святая София не воюет, войну ведет один Сатана. Может быть и есть светлые духи, борющиеся с Сатаной, хотя этого и нельзя доказать до наблюдения, но этих духов не надо путать с царицей святости и мудрости. Не следует также думать, будто есть слепая хаотическая сила, побеждаемая творческой силой. Нет, существует множество монад, борющихся за могущество; Св. София, не сходя с высоты своего престола, подсказывает им добрые планы, а Сатана силится портить ее дело. Он не величественный демон, а в точнейшем смысле слова «пакостник», который «пакости творит».
43. Не надо мыслить Св. Софию как душу или доминанту природы, так как она высоко превознесена над последней. Не надо, наконец, думать, что Св. София обманывает своей подсказкой сильных в пользу слабых, ни тем более, что она умиротворяет монады через компромисс. Нет, она дает всегда совершенно неожиданное озадачивающее гениальное решение вопросов, открывая согласие именно там, где виделась непримиримая вражда. Именно это неожиданное решение и составляет характер истинного решения, а это происходит от того, что своей пассивной силой Св. София вполне знает истину. Указанная Св. Софией истина всегда осуществляет добро в отношении твари, производя блаженную красоту. Эти три области софийных понятий объединены в глубинном настроении Св. Софии, которым она наслаждается через вечную собранность своего внимания в себе самой. Тогда как Сатана,
