Охотников. — Безголовый вампир просто обратит и голову, и туловище в туман, а из туманной формы вновь восстановит своё тело в первозданном виде… на момент погребения, естественно. С остальными конечностями принцип тот же. А вот эта милая вещичка справляется с вампирами на ура.
Он едва заметно шевельнул рукой — кажется, нажал на какую-то кнопку, — и острый наконечник кола, стремительно распавшись во все стороны десятком маленьких лезвий, раскрылся цветком, образовавшим идеально ровный круг. Щелчок — и лезвия снова поднялись, слившись в единое целое, прижавшись друг к другу, точно лепестки в бутоне.
— Вогнать в каждую глазницу, раскрыть — и вампир больше таковым не является, — закончил Гэбриэл, опуская руку с колом.
Представив, во что превратится содержимое черепа после того, как в нём дважды раскроют подобную красоту, я нервно сглотнула.
— Значит, вы были Инквизитором?
— Полно, мисс Лочестер. Вы достаточно умны, чтобы понять простую фразу с первого раза.
— И все эти… вещи… остались у вас с той поры, когда вы служили Инквизиции?
— Вряд ли их можно просто купить в первой попавшейся лавочке.
Сарказм его ответов, наверное, мог ужалить кого угодно, — однако его уколы никогда не причиняли мне боль.
— Но почему вы перестали ей служить?
Он молча открыл калитку, желтевшую в низенькой, по пояс, ограде храма: цвет был настолько ярким, что различался даже в ночи.
В отличие от церквей христиан, наши святилища не запирали на ночь. Может, христианский бог и выслушивал мольбы своей паствы лишь в те часы, что отвели для этого священнослужители, но наши боги были не настолько ленивы, и жрецы справедливо считали, что место молитвы должно быть доступно страждущим в любое время дня и ночи.
— Почему вы никому ничего не говорили? — не унималась я, следуя за своим спутником по каменной дорожке к невысокому старому храму. — И даже когда заподозрили, что ту девушку убил вампир, почему не сообщили об этом мистеру Хэтчеру?
— Тогда я ещё не был уверен, что это вампир. И вряд ли мистер Хэтчер прислушался бы к моим словам, не открой я ему всю правду о моей скромной персоне. Однако я желал, чтобы моё прошлое и дальше оставалось в прошлом, и с предполагаемым вампиром надеялся разобраться тихо. — Неспешно пройдя мимо двустворчатых дверей в святилище, Гэбриэл завернул за угол, где располагался вход в крипту. — Как известно, человек предполагает, а Великая Госпожа располагает.
— Но почему? И почему вы прятались от того Инквизитора? Тогда, на кладбище…
— Не имел ни малейшего желания встречаться с бывшим коллегой, которого я прекрасно знаю. — Внезапно остановившись, он развернулся ко мне. Я едва успела замереть, чтобы не уткнуться ему в грудь. — Ребекка, Инквизитор Гэбриэл Форбиден мёртв. Тот, кто сейчас стоит перед вами, не имеет с ним почти ничего общего. И я не хотел воскрешать прошлое. — Помолчав, отвернулся и следующие слова бросил уже через плечо, едва слышно: — В нём слишком много того, что я надеялся навсегда оставить позади.
Ничего не говоря, я вновь зашагала за ним мимо древней каменной стены храма. Не отказавшись от мысли выведать обо всех вещах, интересовавших меня, но осознав, что сейчас для этого определённо не лучший момент.
Низкая деревянная дверь, ведущая в крипту, поддалась в ответ на один-единственный толчок его руки.
— Пришлось поработать отмычками. Надеюсь, хэйлские священнослужители меня простят. — Гэбриэл извлёк из-за ворота рубашки нечто, что мне не сразу удалось разглядеть в темноте; и лишь когда это нечто вспыхнуло в его пальцах мягким золотым светом, опознала прозрачный жёлтый топаз на длинной цепочке. — Здесь без света уже не обойтись.
Я без страха принялась спускаться следом за ним по узкой прямой лестнице, окружённой тёмным камнем, ведущей к подземным захоронениям. Ступеньки были высокими, эхо наших шагов гулко отдавалось от них.
— Если Элиот стал вампиром… значит, его убил не волк, а другой вампир?
Я постаралась задать этот вопрос как можно тише, но подземелье всё равно усилило мой голос, далеко разнося отзвуки.
— Не думайте, что народные сказочки поведают вам правду. Если человек был убит нечистью — любой нечистью — и остался неотмщённым, есть примерно тридцатипроцентная вероятность, что в посмертии он не обретёт покоя и сам станет нечистью, а именно живым мертвецом. Где-то их зовут упырями, мы называем вампирами, но суть одна. — Он размеренно оставлял позади ступеньку за ступенькой; в одной руке серебряный кол, в другой — сияющий топаз, который он держал подле своего уха так, чтобы свет не бил ему в глаза, освещая дорогу нам обоим. — Мистер Хэтчер — прекрасный человек и не самый плохой специалист в своём деле, но по части сверхъестественного не имеет ровно никакого опыта. Полагаю, за волка он принял приблудного бист вилаха, и неудивительно. Даже Охотникам трудно бывает отличить их жертв.
Я вспомнила волка под своим окном. Впрочем, волк ли это был?.. У страха глаза велики, а я вполне могла принять за него того же бист вилаха. Как сперва и подумала — прежде чем зациклилась на своей смехотворной теории «оборотень по имени Гэбриэл Форбиден». Однако иногда прирученный волк — это просто прирученный волк, а сказки и фантазии — лишь сказки и фантазии.
И ничего большего.
Я хотела уже рассказать Гэбриэлу о своём ночном госте, но тут тошнотворная сладость ударила мне в ноздри — одновременно с тем, как мы ступили
