человеком духовного отсчёта… Погружённый в изучение внутреннего человека в его связи с Абсолютом (у Гегеля – Мировой Дух, у Шопенгауэра – Воля, у Фихте – «Я».), Лермонтов являл собой редчайший в истории сверхиндивидуальный интеллект, наделённый собственными познавательными способностями. Это была личность, которой в моменты наивысшего духовного озарения открывалась способность созерцать элементы абсолютной истины. В эти минуты, очевидно, и выстраивалась в его душе та «лествица», по которой исихасты хотели соединиться с царствием небесным. Именно это – выстраданное в миру и закалённое в вышних битвах трансцендентное (или, по С. Франку, – трансрациональное) ощущение источника бытия, Лермонтов «переводил» в образы и поэтические формулы. Эта способность человека познать доступную ему истину, не пересекающуюся с божественной, но смежную с ним, была замечена в древние времена, а в Средние века получила наименование «двойственной истины». (Доп. XIII) Печальные думы, догадки, предведение и предвидения поэта подтвердились ближайшими десятилетиями, в «указанных» Лермонтовым качествах продолжая раскрываться вплоть до настоящего времени. Ясно, что под всем этим была реальная историческая основа.
После Великой французской революции маховики истории заработали быстрее, а духовная жизнь европейского мира пошла трещинами, которые по мере ускорения научно-технического прогресса становились всё шире и глубже. Политические и социальные преобразования, несмотря на их объективную полезность, привели к тому, что в цивилизованной Европе стали возникать духовно выхолощенные «островки». Увеличиваясь в числе, они способствовали возникновению индивидуализма глубоко разочарованных, наиболее талантливые из которых умело вскрывали множащиеся прецеденты парадокса и абсурда. В конце XIX в. таковое положение дел нашло своё подтверждение в сочинениях Фридриха Ницше, восставшего против канонов «правильного», в пределах человеческих несовершенств, социума, а шведский писатель Август Стринберг выразил накопившиеся противоречия в ясной – особенно теперь – формуле: «Я ищу Бога, а нахожу дьявола»…
И не только мятущиеся философы и писатели – «дьявола» нашла для себя вся цивилизация западного поветрия. Набирающий силу и скорость прогресс через создание новейших технологий и модулирование новых политических и общественных отношений определил человеческое бытие в русло дробной многофункциональности. Первыми, естественно, пали нравственные нормы, социальные регуляции и общественные связи. Многомерный прогресс, с одной стороны, изолировал от людей прежние духовные и этические откровения, с другой – распространил своё влияние на многие сферы интеллектуальной и творческой деятельности. Ясно, что Российская империя не могла и не осталась в стороне от всех этих процессов. Однако истинно «чёрный год» настанет для России вскоре пожара I Мировой войны (1914–1918). Раздуваемый в недрах Европы, со времён Великих Географических Открытий алчущей новых колоний, именно в Российской империи он разгорелся с чудовищной силой. Этот – по своим причинам и следствиям сверхисторический пожар дотла выжег из душ людей иллюзии поступательного развития всей европейской цивилизации.
Вспомним не столь уж давние её проявления.
К началу XX в., едва успев разлиновать на карте «цивилизацию» колоний, рабов и сибаритов, «мир» этот утвердил себя на паланкине индустриальной культуры. После Французской революции «европейский мир» отнюдь не успокоился, ибо не исчерпал себя в оных. С середины XX в. наступила следующая стадия «выяснения отношений», подчёркнутая индустриальным прогрессом. Поняв, что все проблемы в человеке, служители «прогресса» решили избавиться «от проблемы». И точно: в шуме приводных ремней индустрии развлечений последнего века не слышатся уже перебранки разноголосых и непоследовательных христианских конфессий. Им на смену пришла империя «нового сознания».
Выраженная в наркотиках, сексе и цифровых социальных сетях, она стирает не только личность, но и сущность человека.
«Когда – то пламенных мечтателей кумир», – европейская цивилизация (к которой в настоящий исторический период совершенно справедливо относится весь западный мир) упорно клонится к могиле бесславной головою, что предвещал Лермонтов ещё в 1836 г. Через сто лет Олдос Хаксли весьма тонко раскроет механизм (именно так – механизм) духовного кризиса послевоенного западного общества. Очевидно, глядя в случившуюся уже историческую жизнь Запада и предощущая будущие духовные и человеческие жертвы, английский писатель в романе «Контрапункт» (1928) выдвигает «опасный», с точки зрения христианских ортодоксов разной масти, тезис: «Заставить людей следовать Христу – это значит заставлять их быть сверхлюдьми. А на практике это приводит к обратному результату: они становятся меньше, чем людьми». Но здесь, несколько меняя приоритеты и делая акцент на сужении духовных перспектив, Хаксли лишь продолжил развитие сюрреалистических идей, которые в кинематографе гениально развил Луис Бунюэль, а в живописи в наиболее законченной своей форме выразил тоже испанец Сальвадор Дали. Собственно, разложение шкалы традиционных ценностей шло полным ходом уже со второй половины XIX в. Пронизывая все сферы деятельности, внутренний развал особенно болезненно отразился на творчестве, всегда служившем для любого общества своего рода «лакмусовой бумажкой» или тестом на психическое здоровье. Став бесстыдно коммерческим, творчество, с одной стороны, обернулось в инструмент ритуальной урбанизации, с другой – в рупор тотального насаждении потребительского стиля жизни. Увязнув в искусстве и формах видеопродукции, «инструмент» этот, впрочем, иногда начинает бунтовать против идеологии потребления. Однако попытки самоочищения обречены на неудачу, поскольку реализуют себя в пределах матрицы, родственной инновационным технологиям. Об этом свидетельствует этически бесформенное «кино», затянувшийся в истории «театр абсурда» и всевозможные инсталляции, по законам абсурдного жанра называемые искусством.
Но вот незадача: то, что у Хаксли вызывало едкую иронию и теккереевский сарказм, казалось вполне благополучным… его современнику Владимиру
