раздавалось лишь какое-то шипение, как в уличных проводах во время дождя.
Он сразу понял, что это вовсе не Роберт. Но потом кто-то с такой силой ударил его ногой в живот, что перед глазами у него все померкло, боль поглотила все его существо. Когда же ему удалось наконец, снова вздохнуть и выпрямиться, он открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо. Но лицо
Минуты через две-три косуля стала заметно слабеть, постепенно погружаясь в холодные черные воды, что простираются подо всеми нашими жизнями. Но в раненом животном еще жило отчаянное стремление хоть немного продлить свою жизнь, еще хоть несколько минут видеть свет. С тех самых пор Дэниел, услышав выражение «сражаться за свою жизнь», сразу будет представлять себе именно эту картину.
Шон очнулся первым. Перебросив ногу через тело косули, он сел ей на грудь, приставил револьвер к ее голове и несколько раз выстрелил.
Из-под головы косули уже стали выползать щупальца липкой крови. Дэниелу очень хотелось заплакать, но внутри у него словно что-то заклинило или сломалось.
Дэниел просто не знал, что на это сказать. В какой-то степени он все еще воспринимал убитую косулю как заколдованного человека. А где-то в глубине души у него шевелилось подозрение, что это был Роберт, необъяснимым образом превратившийся в оленя. Он согнал наглую муху, уже заинтересовавшуюся глазом мертвого животного.
Шон встал и принялся вытаптывать толстыми подошвами кроссовок траву и колючки вокруг тела косули. А потом сказал:
Но потом он велел Дэниелу сходить к автостоянке, мимо которой они шли, и притащить оттуда тележку, которая валялась возле мешков с мусором. Дэниел пошел с удовольствием – ему очень хотелось хотя бы недолго побыть подальше от Шона и мертвой косули. Когда он проходил мимо склада металлолома и дома Роберта, ему даже хотелось попасться Роберту на глаза, он надеялся, что тот силой поволочет его назад, в предыдущее приключение. Но занавески на окнах дома были по-прежнему задернуты, а сам дом погружен в глубокое молчание. Дэниел, сняв петлю из зеленой веревки, открыл скрипучую калитку и вошел на стоянку. Там стоял чей-то коричневый «мерседес». Водитель внимательно смотрел на мальчика, но его лица за ветровым стеклом Дэниелу было не разглядеть. Он нашел тележку и перевернул ее. Это, собственно, была не тележка, а старая фанерная тачка с корытцем в форме шестигранника и ржавой, сильно погнутой ручкой. Темно-синее полотно, которым прикрывали груз сверху, было порвано в клочья; на двух колесах из трех не оказалось шин. Но Дэниел все же взял тачку и потащился с ней назад, в лес, через скрипучую калитку, которую аккуратно за собой закрыл.
Это, разумеется, игра света. Время вообще состоит сплошь из извилин и изломов. Мгновение – и ты сходишь с тротуара и подносишь зажигалку
Возможно, разница в том, что Дэниел все это заметит; что он станет изображать вещи именно в такой, несвойственной другим, манере; что он всегда будет помнить тот августовский день, когда ему было десять лет, и каждый раз, вспоминая этот день, будет испытывать примерно такое же головокружение, какое испытывает человек, случайно оставшийся невредимым после страшной автокатастрофы. А может, и не совсем невредимым. И в итоге Дэниел поймет, что в тот день часть его души то ли отшелушилась, то ли попросту отвалилась, улетела и теперь существует в некой параллельной вселенной, куда ему самому доступа нет.
Когда мальчики стали перетаскивать и укладывать косулю на тележку, из ее брюха неожиданно стали выходить кишечные газы вместе с дерьмом. И теперь от нее уже пахло гораздо хуже, чем в верблюжьем загоне. Дэниел не сомневался, что тащить тушу косули волоком было бы гораздо проще, но