занесенной над ковром, словно навеки погруженный в мечту отправиться на прогулку.
Серж — крупный русский с дубленым лицом и грустными выцветшими глазами. В молодости его огромные волосатые руки и мощная стать вызывали интерес у любителей кулачных боев. Однако он никогда не ввязывался в пьяные разборки, поэтому его считали туповатым или трусливым — считали ошибочно.
Серж учил английский — медленно, опасливо, как старики заходят в море. Ему нравилось изучать язык, потому что в значениях и произношении странных чужих слов скрывалось множество тайн. Новые слова слетали с губ Сержа и порхали по классу, словно бабочки — на удивление всем.
Серж ходил на курсы английского языка при Русской православной церкви, спроектированной по образцу одного из храмов Санкт-Петербурга. Он не раз слышал горячие споры соседских детей, доказывающих друг дружке, что церковь частично построена из шоколада. Однажды на уроке учительница спросила, у кого какая профессия, подмигнула Сержу и поведала классу, что английские слова для названия подошвы обуви и человеческой души произносятся абсолютно одинаково[1].
В тот вечер Серж долго ворочался в постели. Струившиеся сквозь квадратики занавесок лучи полной луны окрашивали его убогую квартирку в цвет слоновой кости, превращая обшарпанную мебель в черствый свадебный торт.
Он вспомнил выученное на уроке слово и произнес его вслух. Ночь уже прошла, а утро еще не наступило.
Через три недели Серж бросил занятия, потому что у него постоянно слипались глаза. На свой последний урок он пришел раньше и объяснил учительнице, что везде засыпает — возможно, из-за клея, которым пользуется на работе. Та расстроилась, что он уходит, и посоветовала читать газеты на английском.
Собрались остальные ученики, и через каких-то двадцать минут Серж провалился в сон, а вынырнул на поверхность уже в другом мире. Он снова был в России — заходил в старый семейный дом. Дул легкий ветерок. Через открытую дверь выпорхнули какие-то птички, задев его крыльями по лицу.
Пока одноклассники работали над произношением, Серж поднимался по темной лестнице дома, отремонтированного в юности его дедом. В старые времена дом находился в гуще сельской жизни. Дед устраивал там приемы с многоярусными тортами, яблочным сидром и связками ароматных трав, висящими над камином.
Вокруг усадьбы вилась река. На ее берегу и умер однажды дед Сержа, не успев дорисовать птицу, приговоренную к бескрылой жизни. Серж видел его через окно гостиной. Как и бегающие по саду ребятишки, он подумал, что старик просто задремал.
Два благословенных года Серж прожил в старом доме с женой, темноволосой белошвейкой из деревни, расположенной за перевалом, где круглый год замерзала вода.
Она умерла родами примерно через год после смерти деда. День рождения дочери оказался самым печальным и самым счастливым днем в его жизни.
Великолепный старинный дом начал приходить в упадок, и скоро пригодными для жизни остались только несколько комнат. Единственными гостями были разномастные лесные обитатели, пробиравшиеся в темноте к заднему крыльцу. Серж высыпал объедки в нескольких местах, чтобы избежать недоразумений, и подносил дочь к окну — посмотреть на животных.
Пока одноклассники Сержа, в основном его соотечественники, писали друг другу письма, он, запыхавшись, поднимался на верхний этаж пустого дома с заколоченными окнами. Внизу плакала дочка, и он порывался сбежать к ней, но какая-то невидимая сила удерживала его на месте. Как все родители, Серж понимал разнообразные оттенки детского плача — болит животик, приснился плохой сон, надо поменять мокрый подгузник. Иной раз он просиживал над колыбелькой всю ночь, словно горгулья, опасаясь самого худшего. В греческой мифологии смерть и сон — родные братья.
Если бы не плач дочери, Серж мог бы испугаться и сон превратился бы в кошмар. Ему нравилось это английское слово, превращавшее ночь в дикую необузданную лошадь, несущуюся по лесу воспоминаний[2].
Когда Серж тронул дверную ручку и вошел в комнату, плач внизу неожиданно оборвался. В темноте на том самом колченогом стуле из мастерской сидел его дед. Нога старика была приподнята над созвездием пыли, глаза сверкали, словно маленькие луны, а подошва ботинка была оторвана.
Действуя по законам сна, Серж встал на колени и обследовал повреждение. Откуда-то появились инструменты.
Прежде он ремонтировал обувь прямо на ноге только раз в жизни. Дед как-то признался, что эта операция, кроме высочайшего мастерства и твердости руки, требует доверия.
Дед Сержа не только ремонтировал обувь, но и шил ее из пахучих листов кожи и дубовых чурок.
Однажды снежным утром тысяча девятьсот третьего года в их деревню прискакал гонец из дворца Романовых. Через плечо у него висел расшитый золотом черный мешок с тысячами рублей и слепком ноги шестилетнего князя. Обессиленный посланец слез с лошади и объявил собравшейся толпе, что слава о местном сапожнике дошла до царского дворца.
Послали за дедом Сержа, который жил в избе на окраине городка. Посланец упал перед ним на колени и попросил сделать туфли, за которыми отправили его хозяева. Дед Сержа поднял посланца из грязной лужи и выслушал объяснения, что с такой огромной суммой денег ему не суждено вернуться во дворец живым, а в случае невозвращения на головы его жены и ребенка падет вечный позор.
Дед Сержа был добрым человеком, он пообещал сделать туфли и пригласил гонца пожить у него в доме. Тот прожил в домике сапожника два
