К утру он и думать об этом забудет, но сейчас Жерару кажется, что за ним кто-то следит, что он не может расслышать какие-то далекие голоса, звучащие сквозь снег, и что вся жизнь, как рождение Люси — череда крохотных направленных взрывов.
Замерший падающий мир
Я живу в Риме, люди здесь сидят у фонтанов и целуются. В журчании воды слышна витающая повсюду любовь.
По утрам рынок у меня под окном пахнет артишоками. Артишоки растут на толстых стеблях, и люди забывают, что это цветы. У них листья, как зардевшиеся щеки. Жесткие листья защищают нежную сердцевину.
Томаты — более тонкие. Они растут на изогнутых ветках. Каждый куст взрывается в нескольких местах огромным красным сердцем.
Продавец чеснока — южанин, он не пьет кофе с остальными на рассвете. Я наблюдаю за ним через окно. Я тоже родом с юга, и мне знакомо утреннее одиночество.
На прошлой неделе у сына моей двоюродной сестры был день рождения, и я послал ему подарок. В последнее время я много думаю о своей кузине. И начинаю понимать, почему она нам солгала. Она с мужем и детьми живет в моем родном городке. Морано-Калабро — кучка каменных домиков, карабкающихся по горе. Издали кажется, что гора завернута в плащ с множеством карманов.
На самом верху, где всегда гуляет ветер, — развалины норманнского замка, излюбленное местечко подростков. Там они прячутся от родителей, там учатся курить и пить пиво. Наблюдают за огнями машин в долине. Мечтают уехать в Неаполь, Рим, Венецию, но почти все остаются в деревне и заводят очаровательных детишек, которые растут как на дрожжах и просят купить мопед.
Морано-Калабро находится в пятистах километрах к югу от Рима. Весной там можно увидеть целые стайки бабочек. Когда я был маленьким, отец говорил мне, что бабочки — оторвавшиеся от стеблей цветы. У меня было непростое детство, потому что я за все переживал. Я боялся конца света, землетрясений, диабета, асфиксии и того, что все мои ближайшие родственники по очереди впадут в кому, когда отправятся искать остальных. Восьми лет от роду я ставил будильник на шесть утра, чтобы проверить, дышит ли мой брат.
Хотя мне и сейчас несладко приходится, я понимаю, что мое состояние связано с расстройством психики и терзающие меня страхи не всегда обоснованны. Может, я не совсем нормален, но я больше не беспокоюсь по поводу своего беспокойства, просто беспокоюсь обо всем понемногу и знаю, что такой уж я есть. Обычная болезнь, встречается сплошь и рядом. Вполне вероятно, что ею страдает кто-то из ваших знакомых. Позвольте мне привести совсем недавний пример.
Пару недель назад я пошел в игрушечный магазин купить подарок своему племяннику. Мое внимание привлекла коробка с плюшевыми барашками. Я взял одного. Шерсть выглядела всклокоченной, поэтому я положил барашка на место и взял другого. Но у того, которого я отложил в сторону, был такой вид… Тогда я положил второго барашка к первому, потому что тот словно говорил: «Господи, разве ты не видишь, что мне тоже нужна любовь?»
Мои сомнения привлекли внимание продавца.
— Никак не можете выбрать? — обратился он ко мне.
С каждой полки на меня смотрели маленькие мордочки, умоляющие забрать их домой и спасти от беспросветной тьмы безлюбовного существования. У меня чуть не началась паническая атака. Это жутко неприятно, ты словно падаешь в бездонный темный колодец, как Алиса.
Через двадцать минут продавец снова что-то сказал. Я больше не мог выносить его взгляда и решил купить обоих барашков. Все, решено! Схватив их, я почувствовал облегчение. Но в коробке оставались еще два барашка. И они тоже смотрели. У одного, вдобавок, не хватало глаза. Тогда я взял еще и одноглазого. Теперь у меня было три барашка. В коробке остался один, совсем одинокий. Такой одинокий, что не осмеливался даже глядеть на меня. Пришлось отправить племяннику всю четверку. Продавец завернул коробку в блестящую бумагу и прицепил наклейку с адресом магазина. Записывая адрес, он спросил у меня, есть ли в Морано-Калабро магазин игрушек.
— Конечно, есть, — ответил я.
Я сразу понял, что он думает только о своем бизнесе.
Неделю спустя, во время детского праздника, мне позвонил муж сестры.
— У нас тут полно детей, — сообщил он. — Все в разноцветных бумажных коронах.
Я слышал веселый гомон на детской площадке во дворе. Забавно думать, что они будут расти вместе, любить друг друга, предавать друг друга, плакать друг о друге, а в старости собираться в городском саду и ходить под ручку.
Он позвал к телефону сына.
— Мне уже три года, — сказал именинник, — ты будешь плакать, если я умру?
— Да, — ответил я, и малыш послал мне воздушный поцелуй. Наверное, думал, что я сижу прямо в трубке, маленький и скрюченный.
Телефоном снова завладел муж сестры. Его мучил вопрос, почему четыре барашка.
