— Они должны быть одинаковыми?
— Нет, они разные. — ответил я. И добавил, что они продавались в наборе, что, в принципе, не было ложью.
— Но почему не три, как три мушкетера? — удивился зять.
— А почему бы не четыре, как черепашки-ниндзя? — парировал я.
— Логично, — обрадовался он, потому что как раз в то утро смотрел со старшим сыном мультик про черепашек.
Никогда не признавайтесь, что у вас обсессивно-компульсивное расстройство, людям, у которых его нет, — вас будут считать психом.
Но рассказываю все это я совсем по другой причине. Дело в том, что его жена, Изабелла, на самом деле мне никакая не кузина. Вся наша семья, включая ее мужа и детей, купается в красивой лжи. Ее настоящее имя не Изабелла Феррари, а Джокаста Леффертс. Вместо фамилии у нее название улицы в Квинсе, где малышку нашла местная полиция. Она приехала в наш городок пять лет назад, зимой. Назвалась Изабеллой. Привезла фотографию дальних родственников, дяди моей бабушки Луиджи и его жены Лючианы. Луиджи был кузнецом, а Лючиана шила одежду. Она плохо видела от рождения. В тысяча девятьсот семнадцатом году младший брат Луиджи скончался у него на руках от ранения шрапнелью. Лючиана ждала на краю деревни, когда Луиджи вернется с войны. Он вернулся, и они молча пошли к дому его матери. Та развешивала белье на улице. Стук капель по сухой земле, затем шаги. Она обернулась. В тот день в ее сердце смешались радость и печаль.
Луиджи и Лючиана вскоре поженились в оливковой роще высоко в горах, а в тысяча девятьсот двадцатом году отбыли из Морано-Калабро в Аргентину, и с тех пор о них никто ничего не слышал.
За последние несколько лет Изабелла сильно продвинулась в итальянском. Судя по внешности, ее предки — жители Карибских островов, но это не имеет значения. Она поведала всем запутанную историю, мол, после Второй мировой войны ее бабушка (дочь Луиджи и Лючианы) вышла за канадского солдата и переехала в Торонто.
Изабелла вышла замуж за парня из нашего городка и родила ему двоих детей. Она познакомилась с ним сразу как приехала. Ее муж, симпатичный, в очках «Версаче», продает эспрессо в газетном киоске. Он такой модник, что туристы принимают его за жителя Рима или Милана. У него широкие взгляды, хотя он ни разу не выезжал из городка, поэтому никого не удивило, что он женился на чужачке.
Думаю, бабушка сразу поняла, что Изабелла врет, когда та появилась в деревне пять лет назад. Интересно, почему она не вывела самозванку на чистую воду. Она спокойная и мудрая женщина. Бабушкин муж был намного старше и боготворил ее, как юнец.
Возможно, бабушка знает, что Изабелла не имеет никакого отношения к нашей семье, однако ее настоящее имя и ее история (весьма туманная) известны только мне. А я никому ничего не скажу, потому что все в нашем семействе любят друг друга.
Раз в год Изабелла с мужем и детьми ездят отдыхать — ничего особенного, Сицилия или Бари, а на Рождество они вместе с другими родителями смотрят рождественскую пьесу в исполнении своих детей, одетых в пестрые тряпки и старые гобелены.
Помню, когда-то я играл на этой сцене медвежонка. Мне казалось, что от волнения я умру на месте. После спектакля отец схватил меня на руки, и я почувствовал себя на седьмом небе. Я целый месяц был на седьмом небе. Даже попросил купить мне книгу про настоящих медведей.
Теперь-то я понимаю, что мое выступление было сущим пустяком для всего остального мира. Впрочем, по большому счету каждый прекрасный миг моей жизни — сущий пустяк для всего остального мира.
Изабелла даже не представляет себе, как я ее понимаю. Я знаю, каково это — чувствовать себя изгоем.
Я уехал из городка, потому что я — гей. В таком маленьком городке, как Морано, непросто быть геем, хотя там очень красиво и улицы пахнут древесным дымом, ты можешь ходить куда и когда угодно, и никто тебя не прогонит. Дело не в неприятии, а в практической стороне. Времена изменились. В Морано, если тебя любят, все другое отступает на задний план. Моя бабушка знает, что я влюбился в мужчину (я с ним давно расстался) и поехал за ним в Рим, да так и живу здесь уже четыре года.
Может быть, на склоне лет я вернусь в наш городок. Может, найду человека, с которым смогу совершать длинные неспешные прогулки по горам. Там очень красиво.
Морано любил голландский художник Мауриц Эшер. В тысяча девятьсот тридцатом году он сделал гравюру нашей деревни на японской рисовой бумаге. Она висит в Национальной галерее Канады.
Еще в нашей церкви есть полиптих Бартоломео Виварини пятнадцатого века: остов старого замка на вершине горы, монастырь, старинные домики, вмурованные в скалу, и общественный сад с бьющим фонтаном, где собираются подростки и объясняют друг другу, как устроен мир.
Скорее всего, Изабелла подозревает, что я знаю правду. У меня не хватает смелости заговорить об этом, даже если бы я мог на одном дыхании произнести, что все равно ее люблю. А вообще, я не вижу особого смысла в правде: она приносит не меньше горя, чем ложь.
Пять лет назад Изабелла сказала нам, что все ее родные умерли и она нашла фотографию с надписью на обороте, когда разбирала бабушкины вещи.
До встречи с нами она пробыла в городке два дня. Приехала за несколько дней до Рождества. Повсюду царило праздничное настроение. Ночью шел снег, утром с гор повеяло ароматом деревьев, но уже к обеду повсюду стоял запах выпечки. Жители вывесили рождественские украшения. Дети ходили по улицам с глазами, обращенными в небо, их восхищение витало в воздухе.
