– Пойте! Пойте, мужчины, не смущайтесь. Весь мир так делает…
Что, петь – это не про нас? Мы, типа, суровые и отмороженные хулзы с Новоросса? Столешников оглядел их внимательнее. Так не особо же и хулзы, и «правых» вроде среди них нет, если уж разбираться. Моду поддерживают, стригутся, одеваются… не все, конечно. Юра покосился на неопрятную бороду Механика. Да какая, на фиг, разница? Хулзы, что, не люди, чувств нет?
– Играйте, пойте, дудки, барабаны! Оденьтесь так, чтоб с МКС увидели! Поддерживайте нас! Иначе… Иначе вот это все…
Юра широким жестом обвел периметр зала и слегка офигевших его постояльцев, старые плакаты на стенах, еще со времен Союза… «Зенит» – «Метеор», 43-й чемпионат СССР… фото из девяностых, где улыбающаяся команда «бело-голубых» черно-белая… гитару с незабвенным ликом Че…
– Иначе все это вообще смысла не имеет!
Механик снова кашлянул. Теперь вроде бы без издевки.
– То есть мы начнем петь, а вы начнете выигрывать?
– Мы, может, нет. А вот вы точно начнете выигрывать!
За спиной молчали. Тяжело молчали, но думали громко – слышно, как мозги скрипят. Столешников почти лег на стойку, глядя на главного:
– Это ваша команда и это ваш дом. Между нами… В чемпионате уже много игр упущено. Нам там мало что светит. А вот в Кубке еще пять матчей осталось. Может, возьмем его, а? Вы с нами?!
Кто-то за спиной назвал Столешникова дебилом. Кому-то тут же прописали, но так, по-свойски, чтоб просто заткнулся. А кто-то вдруг вспомнил, что брат у него на трубе играть может, ну, мелкий, двоюродный.
Механик отодвинулся в тень. Только борода дрогнула. И тут Столешников точно не ошибался, бородатый там улыбался, без издевки, без сарказма над ним, приехавшим москвичом. А как будто вспомнив давно вроде похороненную детскую мечту. Чтобы как в Бразилии, чтобы красиво…
Следующим утром Столешников начал тренировочный день первым. Хочешь что-то поменять? Начни с себя. Например, с нормальной разминки.
Раз-два-три, обводка, раз-два-три, обводка… Тяжело… Фу-у-у… Работаем…
Ты умеешь играть? Ты играешь, сколько себя помнишь? Оно всегда в тебе и никогда, слышишь, никогда не уйдет. Если только сам не выгонишь, не замажешь ленью и весом, какими-то неважными через пару лет вещами… Играй, просто играй, это и есть жизнь.
Настоящая, измеряющая время ударами пульса, горячая от бега крови, соленая от пота, заливающего глаза. Это твоя жизнь, живи и делай ее такой, как хочешь ты.
Варю он заметил издалека. Она шла по полю, явно не гуляя или решив срезать напрямую… по газону. Она шла к нему. Вот такая удача… наверное.
– Привет!
Варя засмеялась.
– Привет! Ты меня спиной увидел?
Столешников помахал, дорабатывая. Остановился рядом с ней, запыхавшийся, мокрый и… очень довольный.
– Ты чего так рано?
Варя ткнула пальцем куда-то за спину.
– Дашу в школу отвозила. Ладно… Пойду медкарты заполнять…
И ведь пошла. Эй, Юра, не глупи. Она же тоже… жизнь.
– Да подождут твои медкарты. Кофе пойдем пить… – (оглянулась все-таки) – Я лучшее место в городе знаю.
Что такое? Что за сомнения на ясном лице женщины-врача? А-а-а…
– Трезвый. Честное слово.
Варя улыбнулась. И развернулась к выходу со стадиона. Отлично!
– Сколько ты в Новороссийске? И уже «лучшее место» нашел?
Столешников не ответил, не стоит портить сюрприз.
– Ты уверен? – Варя как-то не очень горела желанием выходить из машины. – Лучшее?
Сложно поверить, когда вместо центра или набережной, тебя везут на окраину, в промзону. А кафешка так и вовсе не достроенная. И при этом тебе уверенно или, вернее, самоуверенно обещают лучшее место.
– Лучшее, – Столешников довольно улыбнулся, рукой поприветствовав явно знакомого азербайджанца. Или армянина? Стыдно сказать, но Варя частенько их путала.
– Почему?
– Сейчас увидишь.
Кофе хозяин сделал и принес сам. Бережно поставил еще совсем новые чашки из «Икеи», отошел. Варя попробовала… попробовала еще… осторожно, чтобы не обидеть хозяина, поморщилась. Столешников понимающе улыбнулся в ответ. Амин, видно, был немного неправильный южанин и кофе варить не
