– А… Дорогой мой… Вот хотел как раз гостям нашу гордость показать. Что нам на стадион смотреть?
Действительно, что тут смотреть? Газон, сиденья, козырьки, даже табло есть. Что из этого китайцы не видели. Они во всей Европе лучших игроков покупают. Что тебе стадион, да? Плевать, что тут люди ТВОЕГО города болеют за ТВОЙ футбольный клуб, радуются, плачут… Что тебе стадион?
– Полянка и полянка. Главное – люди!
Как мастерски акцент сделан, по нему, наверное, актерское мастерство изучать можно. Даже скучающий Зуев обернулся, слушает, улыбается, верит в хорошее и доброе, сказанное таким важным человеком.
И чего ждать?
Их глаза встретились. Серые мэра и карие Столешникова. По глазам читать сложно, но Столешников вдруг увидел четкое: раздавлю. Ну, попробуй… эти парни вокруг его, они ему верят, они…
Играя с мастером, помни, что у него в рукаве всегда есть козырь. Хороший мастер всегда немножечко шулер.
– Кстати, поздравляю со «Спартаком», Юр! Народная команда. Понимаю, долго ждал приглашения… Всем надо расти. Только ты не думай, никто тут на тебя не в обиде…
Никто? Сволочь ты, Владимир Анатольевич, серьезная сволочь. Зачем вот так, даже если знаешь? Разве они такого заслуживают, они, поверившие в себя вместе с ним, Столешниковым, выброшенным на обочину? Зачем?
Масяня вскинулся, обжег взглядом, отвернулся. Сложно читать в глазах? А сколько у него сейчас читалось и сразу? Обида, боль, злость и… усталое понимание.
И что еще ты приготовил? Контрольный в голову? Так не тяни, давай покончим со все разом…
Разговор без слов оказался понятен обоим. Улыбка мэра, отеческая и довольная, говорила сама за себя. Добил, раскатал в лепешку, унизил и далее, по списку…
– А если опять что не заладится – как говорится, милости просим!
И развернулся, не прощаясь с не интересными ему парнями в бутсах и гетрах, растерянно стоящими посреди вытоптанного за сезон газона.
– Ну что, не будем мешать товарищам, пусть играют.
Столешников долго провожал их взглядом. Смотрел, не желая оборачиваться, знал, они все уже собрались за спиной, ждут, хотят услышать правду.
А правда в том, что он их кинул. Развел, завел и кинул. И объясняй, не объясняй себе причины и следствия, лучше не станет. Рад Столешников, что именно так сложились обстоятельства? Вроде бы да… да «бы» мешает.
Ладно… Разговора не избежать, и лучше не откладывать.
Смотрят. Все до единого, смотрят только на него. Такие разные они все, большинство моложе, есть почти ровесники, пара человек даже родились раньше… а смотрят одинаково. Как на старшего брата, которому верили, за которым шли, а он… а он взял и предал.
Позади тяжело переваливался подошедший Бергер.
А не выдержал его самый тонко душевно настроенный игрок. Зуев.
– Чего? Реально в «Спартак» возвращаетесь? А… Когда?
– Караганда! – рявкнул умница Бергер. – Чего встали, мандалаи, тренировка окончена, что ли? Чего стоим, давайте в аквариум, бегом… марш!
Масяня что-то хотел сказать, но… хорошо, не сплюнул, просто махнул рукой. И побежал за остальными.
Бергер провожал их взглядом, отвернувшись от Столешникова. И хорошо. Сейчас Юре не хотелось бы узнать, что этот, один из немногих уважаемых им людей, о нем думал.
Столешников не попрощался. Не за чем.
Лариса прокручивала игру за игрой. Ускоряла, без звука, лишь иногда останавливая изображение. Системы, на первый взгляд, никакой: вот падает Балкон, срубленный двумя защитниками, вот камера прямо на Ярославе, Брагинском пацаненке, что теперь всегда у скамейки запасных, вот Бергер, топорща отросшие усы, ругается на Додина, чуть ли не пинком отправляя за мячом, вот… вот Столешников на том самом матче сидит статуей на трибуне, лицо рубленое, жесткое и чужое.
Привезла волшебника на свою голову. Он ее и вскружил, и не только ей. Ладно сама Лара, чего в жизни не случалось, все сможет пережить. Как там говорится? Все, что не убивает, делает нас сильнее? Она жива, остальное поправимо. Город жалко, ребят ее жалко, только-только поверивших в себя, почувствовавших вкус победы… Варю. Даже Варю, вдруг нашедшую свое счастье, тоже жалко.
Не понимает тренер Столешников, с высоты своего полета, простых вещей: люди – существа хрупкие. Сломав, их очень сложно починить обратно.
Легок на помине, дверь пинком в сторону, глаза злые.
– Можешь мне ничего не объяснять… – Лариса кивнула на стул. Столешников не сел, оперся о столешницу, нависая над ней.
Про «Спартак» она узнала часа два назад, когда оттуда позвонили. Да-да, конечно, мешать не станем, контрактом не попрекнем, Юрий Валерьевич и так многое сделал, мы все понимаем… да-да, все прекрасно, можете не извиняться, бизнес есть бизнес.
