Отправившись в Россию на встречу с Хрущевым (Люба смутно помнила, знала, что во время своего визита Фрост встречался с Ахматовой и Евтушенко, но только теперь выяснила, что на самом-то деле в Россию он поехал, чтобы встретиться с новым «чудом», порожденным «красной Россией», – толстячком, который обещал показать Западу «кузькину мать» и стучал башмаком по столу), отправившись на Восток эдаким очередным «голубем мира», по стопам Бернарда Шоу и Герберта Уэллса, на что надеялся? Сколько лет ему было? Фрост дожил почти до восьмидесяти девяти – а хотел дожить до девяноста.
…Роберт не появлялся месяца два, с тех самых пор, как она стала собирать о нем сведения. Вопросы задавать было некому – вернее, она могла расспрашивать словоохотливого Джейка, могла читать многочисленные монографии, благо в местной библиотеке и в Сети информации было достаточно. Похоже, каждый мало-мальски литературно подкованный американец посчитал своим долгом написать о Роберте Фросте.
Итак, в России он побывал уже на исходе жизни, за год до смерти, в 1962 году; ему было восемьдесят восемь лет. Собирался спасти весь цивилизованный мир, Запад, и Россию заодно. Ахматова – это так, остановка в пути. Ну понятно! – мания величия. Словно груз всего мира лежал у него на плечах. Ответственность виноватого, восходящего на гильотину; страх смерти, желание оставить по себе память. Тьфу, что за сравнения у тебя! Вот уж действительно – литературная дама! Не забывай, Люба, писательство – это репрессия, подавление. Как бы то ни было, не стоит задаваться глупыми вопросами – что я там в себе подавляю? Вот и Роберт сказал бы: «Любочка, не ломайте себе голову, не стоит углубляться. Это вредно».
Ах да! Они уже были на «ты». Не просто на «ты» – стали любовниками. Люба помнит. Или уже окончательно спятила? Лучше не думать, не анализировать: анализ – это разрушение. Надо создавать, Люба, синтезировать. Со слов Джейка, из его рассказов вырисовывается совсем другой образ Фроста – он бы не
– Джейк, у Фроста были мгновения истинного полета, разве нет? Мне, конечно, труднее воспринимать его поэзию по-английски… А на русском это всего лишь перевод…
– Вам надо попытаться войти в его поэтику, Луба.
Они сидят в одном из пригородных ресторанчиков, недалеко от того места, где живут Джейк и Джейн. Воскресенье, полдень – Люба сбежала из дома. Джейк искренне радуется этому свиданию. Любит поговорить, ценит слушателей.
– Я стараюсь… Хочется, чтобы мелодия стихотворения укачивала… чтобы мелодия, по крайней мере,
– Некая закономерность того времени? Все великие фантазеры страдали подобным недугом: медитация на Россию, судьбы мира и Россия. Я оставляю сей мир и на пороге небытия, махнув рукой, отправляю весточку-ласточку диким скифам, восседающим на краю Европы, вцепившись желтыми имперскими клыками в Азию…
Глава шестая
Математика или Нобелевская премия
1
В детстве Люба занималась в литературной студии… и в математическом кружке. Между поэзией и математикой существовала некая связь. Так научили в детстве. Музыке Любу не обучали – у нее не было шансов стать музыкантом, но очень хотелось. Зато был шанс стать математиком. Возможно, математика могла сделать ее более приспособленной к жизни. Но кто сказал, что математики более приспособлены? Когда она прочла про Перельмана? Возможно, это было в 2007 году. Задело, потому что знала ребят из Института математики. Когда-то встречалась с кем-то из них или была в одной компании. Сколько им было – двадцать пять, двадцать шесть? Меньше? Может, среди них был и Гриша? Или игнорировал женщин? Не лицо, а маска у этого человека – страстная, упрямая и безумная, как у пророка, открывшего истины, что в повседневной жизни нам не нужны. Или это маска сумасшедшего, аутиста? С точки зрения его семьи, друзей, он, наверное, просто эгоист: ни о ком не подумал, ни о матери своей, ни о друзьях, учителях. С точки зрения обывателя никчемная жизнь, посвященная абстракции.
Тут же в голове возникают параллели. Фрост и Перельман. Поэзия и математика. Или поэзия и музыка. Или математика и музыка. Или одиночка и Вселенная. Математик и люди. Поэт и все остальные. Поэзия – история человеческих желаний. Тщетность их осуществления и реализации. Поэзия всего лишь показывает внутреннее состояние ума или души или озвучивает его. Наука описывает и исследует. Поэзия демонстрирует.
2
«Поиски точного слова сродни поискам точной формулы, верного ответа, – пишет она своей подруге-сопернице. – Ты задумывалась над этим?» – «Зря ты мучаешься. Лучше пиши. Надо все время писать, писать новое, а не переписывать, мусолить, раздумывать. Времени мало – жизнь коротка», – отвечает Нина. «Я тебе послала начало романа. Ты посмотришь?» – «Посмотрю. Только не сейчас. Я пишу новый роман, сижу ночами, сплю по два часа… Ты прочла мой текст? Я тебе посылала». – «Читаю… Хорошо тебе. А я не могу писать по ночам. Ночью я сплю. И мне снятся странные сны…» – «А ты
