– Ей стоит за многое ответить, – отнюдь не шутливым тоном произнес Киран. Я попытался придумать, что здесь можно добавить, но он еще не закончил. – Ты понимаешь, что она увезла нас в Португалию только для того, чтобы разлучить меня с Джоанной? Ты можешь себе представить, чтобы мать подстроила такое для своей дочери?
Я мог, если эта мать – Валери Лэнгли, но подливать масла в огонь не было смысла, и я решил повернуть разговор чуть в ином направлении:
– Насколько я знаю, ты снова женился, после того как вы с Джоанной расстались? Твоя вторая жена до сих пор с тобой?
Киран чуть не подпрыгнул, словно мои слова отвлекли его от каких-то тяжелых мыслей.
– Нет. Мы развелись. Много лет назад.
– Прости. В твоей биографии об этом не сказано.
И снова он посмотрел на меня так, словно я заставляю его обсуждать парковочный билет, выписанный кому-то в 1953 году.
– Не извиняйся. Жанна была пустое место.
От такого комментария мне стало не по себе, но не только из-за его жестокости. Может быть, потому, что ответ Кирана давал понять, насколько он одинок.
– Как Джоанна? – Он уже упоминал ее имя, так что я вполне имел основания спросить. – Вы с ней в хороших отношениях?
Вопрос оказался для него неожиданным и вернул к реальности. Мои слова сказали ему нечто большее, чем я в них вкладывал.
– Из-за чего ты захотел меня увидеть? – поинтересовался он.
Я вдруг почувствовал себя так, словно меня поймали на мелкой краже в магазине или, того хуже, за тем, как я пихаю в карман фонарик школьного товарища.
– На самом деле я исполняю поручение.
– Какое поручение? От кого?
– От Дэмиана. – Не представляя, что ответить, я молил небо о вдохновении. – Знаешь, он тяжко заболел…
– «…Слух распусти, что королева Анна умирает»[59].
Меня позабавило, что он решил процитировать здесь «Ричарда III».
– Как-то так. И Дэмиан захотел узнать, как идут дела у его друзей из прошлого… – Я не знал, что сказать дальше. – Что с ними стало. Как сложилась их жизнь. Так же, как ты сейчас вспомнил о своем прошлом и о том, как тебе хочется о нем поговорить. – Неуклюжая попытка посадить их с Дэмианом в одну лодку.
– Обо всех друзьях? Или только о некоторых?
– Пока только о некоторых. Он попросил меня помочь, потому что утратил с ними связь, а я со всеми был довольно близок.
Киран не купился на такую ложь, и неудивительно.
– Я поражен, что из всех людей за это дело согласился взяться именно ты. – Замечание, естественно, было вполне резонное.
– Да я и сам поражен. Не собирался, когда он в первый раз меня попросил, но потом приехал к нему в гости и почувствовал… – Я умолк. Что же такое я почувствовал, если это перечеркнуло многие годы неприязни?
– Почувствовал, что не можешь отказаться, – ответил за меня Киран. – Потому что смерть уже тянула его за рукав, а до того, как ты там появился, ты представлял его молодым.
– Именно так.
Да, так, хотя это не единственная причина. Помимо жалости, которую я все же испытывал к Дэмиану, во мне нарастала какая-то более глубокая, общая печаль, скорбь о жестокости времени. Киран заставил меня устыдиться своих назойливых расспросов и фальшивой отговорки о благотворительной акции.
– Каких «некоторых»?
– Прошу прощения?
Киран словно заговорил на иностранном языке. Я ничего не понял.
– О каких «некоторых» из друзей Дэмиана?
Я перечислил список женщин. Он выслушал меня, не отрываясь от тресковой икры – отламывал кусочек тоста и клал на него розовую кашицу, проделывая это со скрупулезной аккуратностью, которая отличает мужчину, живущего в одиночестве. Не жеманность, не дотошность, все четко и аккуратно, как в тумбочке армейского барака. Киран заговорил, когда доел то, что лежало на тарелке.
– Это имеет какое-то отношение к моему сыну?
Его слова словно ударили меня под дых. Я почувствовал дурноту, и на секунду мне показалось, что меня и впрямь стошнит. Но я решил разом покончить со всем враньем, потому что для Кирана я до сих пор оставался непроницаем, как многослойное стекло.
Я собрался с духом и ответил:
– Да.
