второй половине дня! Купец Анцупов, узнав про беду семьи Разумовских, переселил их в большую комнату и пожертвовал погорельцам пятьдесят рублей ассигнациями.
Три года Ефим работал на Левинзона и одновременно готовился к художественно-промышленной выставке в Одессе. Он упорно трудился каждый день и до поздней ночи. Настоящий художник поймет, как трудно оторваться от работы, когда Муза стоит за спиной и подсказывает. Роскошь общения с ней дорогого стоит! Творческий процесс захватывает целиком. Никаких перерывов! Остановка может обернуться потерей капризной мадам. Неосязаемая субстанция одухотворяет, дает силы, притупляя голод и жажду. Она стимулятор всех жизненных процессов, будущий восторг и венец славы. Так случилось и с Фимой. Изготовленные для выставки украшения сразу же привлекли внимание знатоков и ценителей прекрасного. Изделия раскупились в первый же день. Никому не известного молодого мастера наградили и пригласили работать в Одессу.
Глава 24
Тфу на тех, кто подумал, что после выставки Ефим Разумовский в одночасье разбогател и стал знаменитым! Забывают даже гениев, если они не напоминают о себе новыми достижениями! Наш герой это понимал, поэтому, не задумываясь, принял приглашение. И что было делать в Киеве за полтора рубля после нескольких лет работы, когда в семье подрастало уже двое сыновей, а на просторах Черного моря жизнь кипела и приносила немалый доход в казну империи в виде шестидесяти миллионов рублей в год и ни копейкой меньше! Порт гудел днем и ночью, давая заработать всем без исключения, а мастерские десятичных и сотенных весов Ильи Самойловича Каца с удовольствием помогали гражданам не прогадать в столь щепетильном деле. Свивальные машины без устали крутили шнуры с веревками и тут же превращали их в толстые канаты. Ультрамарин, глицерин, мыло, черепица, паровые котлы, всевозможные ткани и конечно же контрабанда! Вейзмир, да разве перечислишь все, что помогало жить людям чуточку лучше соседей! И нужно быть совсем глупым, чтобы не понимать того, что на заработанные честным (и не очень) трудом деньги хотелось выглядеть!
Одесса встретила переселенцев суетой, криками носильщиков, периодически исчезающих в паровозном дыму, и красивыми православными храмами на привокзальной площади. Худой, невысокого роста извозчик окинул взглядом приезжих и, не задумываясь, предложил им поискать квартиру на улице Ремесленной.
– Откуда вам известно, кто мой муж по профессии? – подозрительно спросила Мэри «ясновидящего».
– А чего тут долго голову ломать! И так все ясно. По платью вашему – местечковые вы, а значит, мужик твой из ремесленников будет. Евреи мастеровые по многим статьям. Даже не сомневайтесь, перво-наперво вам дорога в ту сторону заказана. На Ремесленной церквей ваших еврейских пруд пруди. Выбирайте себе по душевному соображению и живите тихо на здоровье.
– Ты смотри, какой шустрый, – удивился Ефим, – враз все определил.
– Это потому, что мы одеты старомодно, – шепнула мужу Мэри. – Фима, я давно тебя хотела спросить, но все боялась, вдруг ты обидишься. Мне нравятся наряды городских женщин. Можно я куплю себе платье по ихней моде?
– Три года ты терпела и только сейчас говоришь об этом? Завтра же пойдем в магазин и купим не одно, а два платья. В конце концов, что скажут люди о жене ювелира!
Извозчик притормозил возле обшарпанной арки, ведущей в узкий двор-колодец.
– Вот здеся квартирка сдается. Если у вас гроши имеются, могу спросить хозяев.
Пока извозчик узнавал про жилье, Мэри разглядывала кусочек просматриваемого через арку двора. Два трехэтажных Г-образных дома стояли довольно близко друг к другу. Совершенно естественно от их слияния получилась буква «П» и маленький дворик, за что скажем большое спасибо Великому Петру, задавшему тон строить города «сплошной фасадой» в целях экономии. Водосточные трубы, балки и металлические конструкции уже давным-давно обветшали и требовали ремонта. Казалось, они держатся только за счет натянутых бельевых веревок с развешанными на них мокрыми вещами.
– Повезло вам, люди добрые, – радостно доложил извозчик. – Есть вам чудная квартирка и за очень неприлично дешевые деньги. Хотите взглянуть?
Фима с Мэри взяли детей и пошли за провожатым. Спертый воздух двора, замешенный на звонкой соседской брани, ударил в нос боксерской перчаткой.
– Шоб вы сдохли, уважаемая Евдокия Михайловна, на куче тряпья, которую вы мине каждый день развешиваете перед лицом!
– Какая нахальства – говорить поганые слова приличным людям! В отличие от вас, я стираю вещи хорошим хозяйственным мылом, а не настоянной золой.
– Вы бы сначала научились штопать мужнины портки незаметным стежком, а то, не ровен час, он выставит напоказ соседям свое богатство.
– А в рот вам не плюнуть? Нам есть что показать, поэтому и рвется там чаще, чем у некоторых завистливых особ!
– Я же не говорю вам ничего, когда вы жарите макрелю пятый раз на одном и том же масле! Наша квартира уже провоняла рыбьим жиром, а воздух во дворе сделался таким плотным, шо свежий ветер с моря не может пробиться сквозь дымовую завесу. Во как вы его закупорили!
– Ах так! Тогда адью с концами, и получайте, мадам Мистрюкова! – заверещала соседка и чиркнула ножом по натянутой бельевой веревке.
В одну секунду мокрые вещи скользкой медузой шмякнулись вниз и накрыли собой семейство Разумовских. Перепуганные дети заплакали как по команде, и только тогда до женщин дошло, что в перепалке пострадали совершенно невинные люди.
