папу.
А еще я поняла, что вела себя как полная идиотка, ни разу не задумавшись над своими поступками. Может, подумай я сперва – не наделала бы столько ошибок. Папа всегда говорил, что я очень эмоциональная и это мешает мне мыслить здраво. Похоже, в последние полгода мне вообще мозги отшибло. Впрочем, может это случилось гораздо раньше. Может, когда я решила жить на полную катушку. Жить для себя, не жалея ни о чем. Так упорно пыталась убить в себе ту наивную девочку, влюбившуюся во взрослого парня, что не заметила, как сама себя привела к Антону. Какой же слепой надо быть, чтобы не разглядеть в нем мерзавца. И ладно, если бы любила, но… теперь я понимаю, что мне так хотелось быть нужной кому-то, быть любимой, что я выдумала себе любовь и счастливую жизнь. Много лет я убеждала себя, что так правильно. Что это и есть любовь: секс по расписанию, дежурные комплименты, стремление угодить тому, кто был вечно всем недоволен, и щенячья радость в редкие моменты его лирического настроения. Но стоило случиться беде, как он пропал. Его не оказалось рядом, когда он был нужен мне сильнее всего. А потом появился Марк…
– Прости…
Я с удивлением смотрю на Марка.
– Я снова думала вслух?
Он кивает.
– Нет, – качаю головой. – Тебе не за что извиняться. Ты показал мне все, как есть на самом деле. Просто…
Просто мне стало страшно, когда мои иллюзии рассыпались. Когда Марк так настойчиво вторгся в мою жизнь, сломал мой идеальный мир. Жизнь сломал. Я не понимала, как жить дальше? И зачем Марку это? Ведь у нас просто контракт – фиктивный брак. Мне нужны были деньги на операцию, а Марку…
– А мне дом, – мрачно договаривает он.
Да, наверное. Дом. Твои мастерские. Мир, который ты выстраивал по крупицам, пока я наслаждалась жизнью. Мир, который я так же легко сломала.
– Но это уже не важно, пташка, – целует макушку.
– Нет, важно, – настаиваю я, впервые зная, что поступаю правильно.
В конце концов, я дочка своего отца. А мой отец был гениальным мастером.
Попрощавшись с отцом, улыбающимся мне с черно-белого фото: такой молодой и счастливый, – и с мамой, похороненной рядом, хватаю Марка за руку и увлекаю за собой.
– Я знаю, что нужно делать.
Марк не спрашивает ни о чем всю дорогу домой, просто обнимает, зарывшись лицом в моих волосах. Дышит тяжело: я слышу, как гулко бьется его сердце. Неправильно, сбиваясь с ритма. И мой собственный пульс отражается эхом в висках. Ему в унисон. Странно все. Как будто за эти сорок дней жизнь перевернулась вверх тормашками снова.
– Марк, – заговариваю я, когда машина сворачивает к особняку, – я хочу увидеть Катю. Я должна, понимаешь?
Но Марк не спорит.
– Хорошо. Если разрешат, но…
Он отрывается от меня на расстояние вытянутой руки, и это расстояние кажется пропастью.
– Я должен завтра уехать.
Уехать? Завтра? Зачем? Куда? Столько вопросов, и лишь одно понимание – если он что-то решил, его не остановить. Вот только отпускать его не хочется. Кажется, если он уедет сейчас – все рухнет. И мир, наспех скроенный за эти сорок дней, окажется очередной иллюзией. И близость идет трещинами. И от этого звука, застрявшего в голове, не спрятаться.
– Алиса, – голос Марка стирает гул, разбивает странные мысли. – Не надо ничего себе выдумывать, ладно?
Он гладит мою спину, и от его прикосновений по коже рассыпаются мурашки. Зарывается пальцами в волосах, легко массирует. И под его ласками утихает боль.
– Я должен увидеть Криса, поговорить с ним, – в голосе сквозит злость. – В конце концов, только он может вытащить Катю.
Все правильно. Катю нужно спасать. Ей сейчас хуже всех. Быть может, и я смогу чем-то помочь.
– А у нас впереди целая ночь, – он вновь оказывается совсем рядом, шепчет на ухо, опаляя шею горячим дыханием. – И ты, кажется, что-то уже придумала. Не так ли?
Так. И я не сдерживаю смеха, когда вижу изумление Марка, когда мы оказываемся у двери его мастерской.
– Доверься мне, – шепчу, видя замешательство Марка.
– Все равно больше некому, – добавляет с насмешкой, напоминая о его «позоре» в ванной.
Я киваю, не сдерживая улыбки.
И Марк открывает дверь. Сам впускает меня в собственную душу. И я вижу, как непросто ему это сделать. Но он не пожалеет, я уверена. А я…
