Он проводит ладонями по моим бедрам, животу, груди, шее. Я предполагала, что ему нравится такое – еще не забылась связанная девица в его спальне. Но я никак не догадывалась, что это понравится мне.
– Не слишком туго? – спрашивает заботливо, кружа пальцем по животу. Я прислушиваюсь к себе. Веревка мягкая, но крепкая, давит на кожу, но нет, не туго. Вот только голос подводит, и я лишь отрицательно мотаю головой.
– Все хорошо? – слабый кивок. – Точно?
– Да, – выдавливаю хрипло. – Только…
– М? – скользит руками по бедрам, ниже, глубже, туда, где пульсирует желанием, пальцем очерчивает путь вдоль веревки. Я проглатываю вдох.
А Марк поднимает на меня совершенно ошалелый взгляд, и нет ничего прекраснее, чем видеть, как мужчина сходит с ума от желания. И что причиной этому – я.
А я напрочь забываю, что хотела спросить. Марк выдыхает, склонившись надо мной, слегка прикусывая нижнюю губу, дразня.
– Ты прекрасна. И я без ума от тебя, – улыбается, целуя шею, грудь, живот. Я слегка подрагиваю от его приятно-дразнящих ласк. Но что-то определенно мешает, смазывает ощущения. Марк понимает. Кивает. И завязывает мне глаза снова.
– Прости, – шепчет в очередной раз, поглаживая бедро.
Касается губами моих, и эти ощущения его губ, его кожи, слегка шершавой от многочисленных шрамов – я помню их, пусть и не вижу – вызывают дикий восторг. И я совершенно не представляю, как жила раньше. И… Додумать Марк мне не дал, унося в неземное наслаждение…
Я тяжело выдыхаю, открываю глаза. По телу расползается противная дрожь, которую сейчас совершенно некому унять. И запах, оставшийся на подушке, дразнит. Я сжимаю ее со всей силы, напоследок вдыхая мужской аромат, и швыряю на пол. Злюсь. На саму себя. На это утро, укравшее ночное удовольствие. И на ночь, так некстати показавшую мне собственные эмоции. На все! От злости сбиваю простыню и отправляю вслед за подушкой. Следом отправляется одеяло. И моя подушка. Джун взметается ввысь, на лету хватая подушку. Рычит радостно, тряся башкой, разрывая наволочку. И перья разлетаются по комнате, сыплются на нос Джуну, мне на лицо. Я смеюсь, а Джун фырчит и чихает. Но не прекращает трепать подушку, устраивая перьевой дождь.
– Все, Джун, – через смех говорю я, отплевываясь от перьев. – Хватит устраивать тарарам, – и, вскочив, выхватываю у него тряпку – все, что остается от подушки. Он пытается отобрать, приседает на передних лапах, рычит, но я приказываю, и он успокаивается, обиженно поскуливая.
Впрочем, его обида длится недолго. И уже через минуту обиженного сопения Джун тянет меня к двери, вернее, подпихивает сзади, потому что ухватить меня не за что.
– Отстань, Джун, – сперва нужно принять душ и одеться, а уж потом появляться на людях.
В ванной осматриваю свое тело со следами легких укусов.
– Заклеймил все-таки, – усмехаюсь своему отражению, касаясь пальцами овальных следов. Семейное это у них, что ли. Впрочем, вспоминая сказочное удовольствие от легкого покалывания, когда Марк все-таки снял веревку, и его ласкающих поцелуев, ничего не имею против его отметин.
Но странная тоска вдруг накатывает, и я спиной опираюсь на стенку душевой кабинки, пытаясь хоть немного трезво подумать над всем, что произошло. Как же быстро!
Наскоро приняв душ, стараясь не намочить волосы, натягиваю джинсы, вязаный свитер и возвращаюсь в спальню. Джун торчит у окна, поставив передние лапы на стекло и завороженно смотря на улицу, радостно виляя хвостом. Интересно, что он там такое увидел. Подхожу к окну, одним движением отдергиваю занавеску и замираю. Внизу Марк сосредоточенно расчищает снег. И странная тоска вдруг накатывает ощутимо, давит, и я лбом упираюсь в стекло. Глубоко дышу, пытаясь хоть немного трезво подумать над всем, что произошло.
Ночью Марк был откровенен, как никогда. Не разговорами, когда соврать легче легкого. А живыми эмоциями, проникновенным шепотом и сносящими крышу ласками. Ночью он не врал – я знаю точно. Но где-то на грани сознания заворочался червячок сомнений: а в остальное время?
Усмехаюсь. Поздно же появились эти сомнения. Прикрываю глаза, вспоминая все, что произошло за это время. Нашу близость. Его откровенность. Его боль. Он не врал в самом страшном о своем прошлом, так почему я не должна верить ему в остальном? Трясу головой, отгоняя неправильные сейчас мысли.
Открываю глаза и встречаюсь с внимательным и хмурым взглядом Марка. Сердце пропускает удар. Я улыбаюсь робко и машу ему рукой. Но Марк вдруг отворачивается, снова берет лопату, загребает снега и отбрасывает в сторону. Да что это такое? Что случилось? И не дожидаясь Джуна, срываюсь вниз.
Наскоро обуваюсь, надеваю куртку и выхожу на улицу с другой стороны. Обхожу, пытаясь сообразить, с какой стороны видела Марка. Выруливаю из-за угла и замираю. Дорожка к дому расчищена, лопата воткнута в снег, а Марка нигде нет. Но только я решаю вернуться к дому, чтобы отыскать-таки своего супруга, сильные руки обхватывают за талию, а горячее дыхание обжигает шею.
– Привет, – хриплый голос Марка заставляет дрожать, и воспоминания о прошедшей ночи оживают теплом по телу и горячим комком внизу живота. Я вздыхаю, прикрывая глаза. Наслаждаясь его близостью. Его запахом.
Но руки Марка вдруг напрягаются и разворачивают лицом к нему. Он растерян и напуган. Это что-то новенькое в палитре эмоций Марка Ямпольского.
