– Но как именно?
Видение уже угасло, он точно знал, кто он такой и что сделал.
– Откуда мне знать? – огрызнулся он. – Слушай, если не хочешь с ним говорить, так и не надо.
Мужчина, стоявший перед ними, обернулся, поглядел на Кена и, криво усмехнувшись, покачал головой, словно пытался сказать: «Понимаю тебя, приятель». Кен улыбнулся в ответ, но у него получилось лишь слегка искривить рот. «Господи, я должен выбраться отсюда, – думал он с отчаянием. – Как я могу стоять здесь, когда…»
Легкие боролись за каждый вдох. Но именно это он и должен делать. В этом состоит план, и его надо довести до конца. Нельзя испортить все какой- нибудь глупой выходкой.
Если бы он мог быть вместе с Ритой, в ее квартире, рядом с ней. Но это было невозможно. Хорошо бы сейчас что-нибудь выпить, и покрепче. Что- нибудь, что снимет напряжение.
Белые ворота открылись, и раздался записанный на пленку зычный мужской хохот. Кен подскочил на месте и стал озираться. Смех показался ему совершенно безумным. Он старался не слушать, но смех окружал со всех сторон, звенел в ушах.
Наконец ворота за ними закрылись, и смех оборвался. Зазвучал тоненький голосок, пущенный через усилитель: «Желаю веселого Рождества и счастливого Нового года!»
«Комар носу не подточит».
Кен выпустил руку Ричарда и вытер вспотевшую ладонь о пальто. Ричард попытался снова взять его за руку, но Кен отдернул ее так яростно, что Ричард посмотрел на него испуганно и озадаченно.
«Нет. Нет. Нельзя так себя вести, – услышал Кен наставление внутреннего голоса. – Ричарду могут задавать вопросы, вопросы вроде: „А как вел себя папа, когда вы вместе пошли в магазин?“» Он взял Ричарда за руку и сумел выдавить из себя улыбку.
– Почти у цели, – произнес он.
Спокойствие в собственном голосе поразило его. «Говорю же, я не знаю, как потерял ключи. Они были в кармане, когда я входил в магазин, никаких сомнений. Вот все, что я знаю. Или вы хотите сказать, что я…»
Нет! Все не так!!! В чем бы там ни пытались его обвинить, он не должен показать, что понимает, к чему они клонят. Потрясенный, ошеломленный, едва способный соображать – вот как он будет выглядеть. Человек, который повел сына к Санта-Клаусу, а на следующий день узнал, что его жену нашли прямо в машине.
«Комар носу не…» Ну почему ему никак не отделаться от этих слов?
Санта-Клаус сидел в кресле с высокой спинкой на крыльце волшебного домика: волшебство заключалось в том, что домик раза четыре в минуту менял цвет. Санта был толстяк средних лет, со смешливым голосом, он на несколько секунд сажал ребенка себе на колено, произносил полагающиеся слова, потом опускал ребенка на пол, сделав его богаче на пластинку мятной жвачки, хлопал по заду и говорил «до свиданья» и «веселого Рождества».
Когда Ричард взобрался на крыльцо, Санта-Клаус поднял его и посадил на свое широкое, обтянутое красной материей колено. Кен стоял у нижней ступеньки, ощущая, как от духоты кружится голова, и глядел безжизненными глазами на розовощекую физиономию Санты, на жуткую фальшивую бороду.
– Ну, сынок, – произнес Санта-Клаус, – ты в этом году был хорошим мальчиком?
Ричард пытался ответить, но слова застряли в горле. Кен увидел, как сын кивнул, вспыхнув от волнения румянцем. «Ему будет лучше жить с Элен. Я не смогу его воспитать как надо. Я просто…»
Взгляд сосредоточился на красной бородатой физиономии.
– Что?
– Я спрашиваю, этот мальчик хорошо себя вел в этом году?
– О да. Да. Очень хорошо.
– Прекрасно! – обратился он к Ричарду. – Старый Санта рад это слышать. Очень рад. А чего бы тебе хотелось на Рождество, сынок?
Кен стоял неподвижно, пот насквозь пропитал рубашку, а слабый голосок его сына перечислял и перечислял бесконечные игрушки. Крыльцо расплывалось перед глазами. «Мне плохо, – думал он. – Я должен выбраться отсюда и глотнуть свежего воздуха. Элен, прости меня. Прости. Я… просто не мог поступить по-другому, понимаешь?»
Наконец Ричард спустился со ступеней с жевательной резинкой в руке, и они направились к эскалаторам.
– Санта сказал, я получу все, что попросил, – сообщил Ричард.
Кен нервно кивнул и сунул руку в карман пальто за носовым платком. Может, люди подумают, что он стирает с щек вовсе не испарину. Может, они решат, что на него нахлынули чувства, потому что сейчас Рождество, а он любит Рождество, и оттого на глаза наворачиваются слезы.
– Надо рассказать маме, – продолжал Ричард.
– Хорошо.
