останется пройти милю до лагеря вниз по холму. Вон до той кривой сосны, а там они выйдут на открытую местность, и худшее останется позади.
Сто ярдов. Семьдесят. Пройти еще пятьдесят. Они вот-вот выберутся. Похоже, пронесло.
Пай, вероятно, думал так же, потому что обернулся и бросил через плечо:
– Ну и нагнал ты на меня страху, малыш…
В тот же миг раздался выстрел.
Все попадали, хватаясь за мушкеты. Джеймс припал на одно колено и тут же вытянулся на животе с ружьем на изготовку, напряженно вглядываясь в серебряный свет луны, черные тени. Рядом с ним сержант Пай шепотом отдавал приказы. По лощине разнеслось эхо ружейного выстрела, раскатистый звук отразился от камней. Джеймс оглядел горизонт, низкорослые деревья, каменные россыпи. Тишина.
–
Прижавшись к земле и изогнувшись всем телом, Джеймс пытался понять, откуда идет голос. Ни малейшего движения, ни перебежки, ни дрогнувшей ветки.
–
– Оружие на землю, – торопливо скомандовал Пай.
Солдаты, нехотя поднимаясь, повернули к нему лица, белевшие в ночи. Сержант дернул головой: давайте скорей. Они были сейчас как на ладони и не могли дать отпора неприятелю, которого не видели. Пай – его мокрый от пота лоб блестел в лунном свете – подал пример, первым бросив ружье на землю. Джеймс повиновался и нехотя опустил оружие на колкую траву, а следом за ним и остальные. Стволы негромко лязгнули друг о друга.
Солдаты сбились в кучу. Джеймс плечом чувствовал плечо Пая, а локтем касался Стивенсона. Он слышал их дыхание, частое и прерывистое. Присел и пошарил вокруг себя рукой. Свиньи лежали в пыли, почти рядом.
Джеймс уловил движение на склоне. Слегка подтолкнув Пая, подбородком указал вперед. Из-за камней появились бандиты. Оступаясь на осыпи и поднимая пыль, они спустились, окружили англичан. Молодой парень улыбался, Джеймс видел, как белеют в темноте его зубы. Эти люди принесли с собой незнакомый запах, странный, мускусный, как у оленей. Старик нагнулся подобрать их ружья и сгреб в охапку, как дрова. Вожак, с лицом грубым и бугристым, словно земля, что-то сказал по-испански. Джеймс разобрал лишь несколько слов:
Свинью и поросят подняли и, покачивая на жердях, унесли куда-то вверх по тропе, исчезающей меж камнями. Тропу невозможно было заметить, если только не видеть, как по ней идут люди. Несколько шагов, и они скрылись, просто растворились в темноте. Джеймс так и стоял не шелохнувшись. Ему казалось, что в воздухе все еще висит широкая белозубая улыбка.
Один из англичан чуть слышно присвистнул.
– Ублюдки, – сказал другой.
Пай вытер лоб рукавом:
– Повезло нам.
– Это называется повезло?
– Они отняли только ужин. Это не самое страшное. Нам всем могли выпустить кишки. А окажись мы французами, отрезали бы яйца и заставили сожрать. – Пай отвернулся и двинулся вперед, пробираясь сквозь сухие искривленные сосны к выходу из лощины.
Морозным зимним утром, на перекрестке за Альба-де-Торрес, где они сделали привал, чтобы напоить лошадей, Джеймс прочел на дорожном камне:
– Можем поспеть до заката, – заметил он.
Сержант Пай криво улыбнулся:
– Ох и отжарим этих саламаночек нынче ночью!
И тут был получен приказ, от которого по колонне, как ветерок по ячменному полю, прошел вздох разочарования: возвращаться в Португалию. Джеймс, не двигаясь с места, молча глядел, как солдаты, оскальзываясь на камнях и жидкой грязи, поворачивают лошадей и пытаются развернуть орудие в обратную сторону, на запад. Спохватившись, он бросился к своим, подставил плечо, и орудие удалось выровнять. Они уходили от Саламанки. Уходили от цели, к которой стремились все это время.
Стоял декабрь. Небо было белым и холодным, над полями кружился снег.
В Саагун-де-Кампос Джеймс понял, что голод, донимавший его раньше, – это и не голод вовсе. Нынешний голод был особенным, более жестоким, мучительным, даже лютым. Прежде он такого не знал: голод вгрызался в кишки, крошил зубы, сдавливал виски. У Джеймса ввалились глаза, он стал раздражительным, вспыльчивым.
Подойдя к городку, они обнаружили там значительное скопление войск. Французы только что были обращены в бегство. Это великая победа, говорили офицеры, мы победили, хотя неприятель имел существенный перевес. Она войдет в историю, как сражения при Креси и Азенкуре. Всякий раз, говоря об английской военной доблести и посрамлении французов, люди станут вспоминать Саагун-де-Кампос и восторженно качать головами.