Я бегу, вырываюсь из объятий странного единства, вспоминаю свое имя – Ноэми Вейрис, – а еще вспоминаю, что никогда не теряла любимого человека, а значит, не могу испытывать такой душевной боли.
После той легкости собственное тело, которое прежде я считала гибким и стремительным, теперь кажется тяжелым и несуразным. Еще до того, как открыть глаза, понимаю, что лежу на кровати, притиснутая к поразительно горячему телу. Мужчина прижимает меня к себе так крепко, словно чего-то опасается.
Чего? Не думает же он, что после всего случившегося у меня останутся силы, чтобы вскочить и рвануть в неизвестном направлении?
– Мими… – тихо шепчет он, и я с неохотой открываю глаза.
Наши взгляды встречаются.
Итон лежит так близко, что кончик его носа практически касается моего. Он улыбается, а еще у него снова эти пугающие вертикальные зрачки, от которых мурашки ползут по коже.
– Мне они тоже не нравятся, – шепчет он, словно прочтя мои мысли.
Ректор поднимает руку, осторожно убирает черную прядь с моей щеки и смущенно улыбается. Это смущение настолько непривычно для того Итона- Бенедикта, которого я привыкла видеть, что кажется на его загорелом лице чем-то нереальным.
Итон еле слышно фыркает от смеха и тянется ко мне.
– Еще не все… – ощущаю горячий шепот на своих губах, а затем мягкое касание.
Наше дыхание смешивается, и я снова растворяюсь в Итоне. Путешествуя по его памяти, с удивлением открываю для себя, что один и тот же человек может быть таким разным, таким интересным, таким глубоким. Он испытал, увидел и осознал столько всего, что моя собственная жизнь по сравнению с его кажется чертовски ограниченной и небогатой на события. Словно большую часть своего времени я отправила каннису под хвост!
– Так-с… Так-с… Так-с… – в какой-то момент слышим мы бабушкин голос, но если меня появление родственницы не слишком заботит, то Итон-Бенедикт реагирует на ее появление агрессивно.
Я чувствую, как меня выпускают из крепких объятий, и перестаю ощущать близость горячего тела, так сладко пахнущего солью, свободой и жизнью. Пытаюсь понять, чем так сильно его разозлил бабушкин «так-с», но та удивительная связь, что была между нами, нарушается, и я остаюсь одна. Меня заботливо укрывают теплым тяжелым одеялом и, даже не узнав моего мнения на этот счет, погружают в сон…
Черная стремительная тень подобно самой смерти незаметно пронеслась по высокой траве, повалилась на спину и принялась кататься по земле. Кошачьи боги! Как же хорошо снова почувствовать себя живой! Нет, не так! Как же невыразимо приятно почувствовать себя самой собой!
– О любимая моя! – донеслось справа.
Парда перевернулась на живот и навострила уши. Через невысокий кустарник на краю зеленого островка рая кто-то проламывался. Причем с таким грохотом и шумом, что захотелось накрыть чувствительные уши лапами. Но хуже всего было счастливое повизгивание «Любимая!» – которое издавал этот невероятно шумный субъект.
Заинтересованная до крайности, я приподняла голову и с интересом приготовилась ждать, кого же нелегкая принесла на мою райскую поляну.
Что-то очень громко хрустнуло, потом раздалось уже порядком поднадоевшее «Любимая!», и перед моими удивленными очами предстало нечто.
– Ты кто?
– Такс, – ответило существо, чуть ли не до земли свесив розовый язычок, и завиляло хвостом. – Бабушкин такс!
– М-м-м… А почему розовый?
– Так влюбленный!
Я еще раз оглядела безобразие нежно-розового цвета, короткие лапы, длинные уши, несуразное тело, вспомнила крики «любимая» и сглотнула.
– И что теперь? – почему-то охрипнув, уточнила я.
– Как – что! – подпрыгивая на передних лапах, заявило влюбленное нечто. – Сейчас я тебе стихи почитаю, недолго. Где-то с полчасика. А вот потом будем делать котонят.
– Кого? – ужаснулась я перспективам.
– Детишек, – сообщил бабушкин такс. – Ну, котенок плюс щенок получается котоненок. Во множественном числе – котонят!
Я сглотнула и начала незаметно отползать.
– Во множественном?
Мне плохо! Меня сейчас удар хватит от одной только мысли!
– Ну да! – заявил розовый оптимист. – Ты не думай, у меня будка просторная, а внутри подстилка из велюра. Зиму пока так обойдемся, а весной я пристройку начну делать. Ну, чтобы детки на шее не сидели. Ты только представь: я, ты, четверо котонят! Сказка, а не жизнь!
Как по мне, нарисованные картинки не сказка, а самый настоящий триллер!
– Бабушка-а-а-а-а! – заверещала я и понеслась со всех ног прочь.
– Стой! Куда же ты!
