на кружева на фоне бело-серого неба. Весной здесь настоящий райский уголок, все обильно цветет, а сейчас в саду сыро и промозгло; под ногами чавкали сгнившие осенние листья. Калитка совсем заросла плющом; я добралась до нее первая и тронула засов, но калитка оказалась заперта. Оглянулась на Юнону, боясь, что нам придется вернуться. В голову сразу пришла мысль: мы просто играли для собственного развлечения, и никакой свадьбы не будет; может быть, Гертфорд даже не в курсе наших сегодняшних замыслов. Юнона развязала ленты на шее, достала ключ из-под корсажа, как будто взмахнула мечом, и мое разочарование прошло.
– Юнона! – воскликнула я. – Как тебе удалось?
– Не спрашивай. – Она постучала пальцем по носу, глаза ее сверкали, и сердце у меня снова екнуло.
Узкие, опасно скользкие ступеньки поросли бурьяном. Спускаясь, я цеплялась за металлическую балюстраду; руки мне обжигал холод – в спешке я забыла перчатки. Но я боялась упасть больше, чем замерзнуть, да и чувства мои притупились в радостном предвкушении. И вот мы уже внизу и идем по берегу Темзы, по темному, сырому песку, там и сям испещренному таинственными холмиками, которые остались после отлива. С реки дул пронизывающий ветер; к намокшим подолам липли грязь и песок. Одной рукой я плотнее запахнулась в плащ, другой придерживала чепец, чтобы его не унесло ветром. Мимо проплыли несколько суденышек, но никому, похоже, нет дела до нас – мы две бесформенные фигуры, которые с трудом бредут по берегу. Издали нас можно было принять за кого угодно – может, мы собираем съедобных моллюсков, или ищем монеты, или срезаем дорогу до рынка – и по нашему внешнему виду трудно предположить, что я – двоюродная племянница королевы Англии, которая спешит на свою тайную свадьбу.
Ладгейт, декабрь 1560 г.
Левина наблюдала за тем, как Николас прорисовывает детали тонкой кистью. Он скопировал сделанный ею портрет Кэтрин; ему удалось точно передать окружающую Кэтрин атмосферу легкости. Ее словно вот-вот унесет ветром, как одуванчиковый пух. У него необычный дар рисовать глаза; они смотрят прямо на зрителя, словно бросая ему вызов. Глаза Кэтрин васильковые, ярко-голубые; Николасу удалось передать и ее невесомость, и серьезный, прямой взгляд. Он как будто хорошо ее знает, хотя видел лишь однажды; правда, Левина заметила, как мальчик, не отрываясь, смотрел на нее. Именно так Кэтрин действует на мужчин, даже на тех, что старше и опытнее Николаса.
Николас осторожно нанес на черные зрачки по крошечной, едва заметной капле свинцовых белил, затем добавил каплю к ее волосам. И вот портрет словно ожил, задышал. Левина видела, что у мальчика появляется свой стиль, особенный, отличный от ее стиля. Там, где ей нравилось создавать впечатление, преувеличивать, чтобы подчеркнуть какую-либо черту, и размывать края, создавая впечатление мягкости, линии Николаса точны до мельчайших деталей, а точность у него почти математическая. Она думала, что когда-нибудь он прославится гораздо больше, чем она сама, такое сходство и такая точность, не свойственные ее манере, в последнее время входят в моду. Может быть, она завидует? Да, пожалуй – немного. Его стиль поражает воображение; в этом она не сомневалась.
Она заставила себя вернуться к своей работе; взяла понемногу красновато-коричневого пигмента и охры, смешала их, проверила цвет на обрывке веленевой бумаги, поднесла клочок бумаги к свету, стараясь вспомнить точный оттенок волос королевы – вроде начищенной меди. Она покачала головой, недовольная результатом, вернулась к чертам лица. Левина нарочно сделала королеву не только моложе, но и невиннее, наивнее, однако придала ей и жесткости в линиях подбородка, чтобы передать силу характера. Несомненно, Елизавету можно назвать женщиной интересной и даже красивой, но никак не хорошенькой. Левина вспомнила, как в первый раз увидела Елизавету, когда приехала в дом Катерины Парр. Тогда Англией правил Генрих Восьмой, а Елизавете было примерно столько же лет, сколько сейчас Николасу. Даже тогда, в детстве, она производила впечатление особы крепкой, способной быстро приспосабливаться. Правда, в то время никто и представить себе не мог, что она, младшая дочь короля от казненной Анны Болейн, когда-нибудь сама станет королевой.
Николас смял бумагу, швырнул ее в корзину с растопкой:
– Вот вам еще растопка!
– Зачем ты выбросил? – удивилась Левина.
– Не получается. – Мальчик не скрывал раздражения.
– Мне показалось, тебе удалось уловить сходство.
– Нет, мне не удалось передать ее капризный нрав. Мне все хотелось понять, что она тогда замышляла со своей подругой. Я заметил это по блеску ее глаз, только не понял, в чем дело.
– Что значит «замышляла»?
– У них какая-то тайна.
– Эти две девушки обожают мелкие проказы. – Левина удивилась тому, как точно мальчик определил характер Кэтрин, но ничего не сказала, чтобы он не загордился, – иначе его высокомерие станет невыносимым.
– Мне не удается ее разгадать.
– Пожалуй, ты слишком стремишься к совершенству.
– Мистрис Теерлинк, разве стремление к совершенству – не главное в нашей работе?
Левина была в недоумении. Может быть, таким образом ее ученик косвенно критиковал ее? Нет, она не станет защищать свой свободный стиль от этого
