мимо проходил наряд милиции. Кузьмича с конем забрали и продержали три дня в отделении до конца праздника. Одного — в камере, другого на милицейской конюшне. Так и вернулся старик без денег, но с бутылкой армянского коньяка. Таисия, так звали гостью, все время ждала его. Лишь на ночь уезжала она к матери в Павлеву. Дамочка сказала куму, что ей нужно зелье для успокоения плоти, поскольку после гибели Харьковского трудно найти подходящего мужчину.
— Не дам я тебе зелья. Ищи мужика! — ответил старик.
— Кажется, уже нашла, — стрельнула женщина взглядом в Пашку.
Отгремели июньские грозы, заколосилась рожь. В лесах начали выскакивать грибы-колосовики: белые и подберезовики. Покрылись рубиновой земляникой поляны. Приятели готовились к сенокосу, рыбачили и попивали медовуху. После одного из визитов в «большой мир» старик вернулся радостный и хмельной.
— Начальника твоего, Паша, — Лаврентия Берию арестовали! Врагом народа оказался, английским шпионом, — доложил Кузьмич, выставляя на стол бутыль медовухи. — Народ нынче поет: «Берия, Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков».
Жихарев понял, что пора возвращаться в Москву.
— Цветет в Тбилиси алыча не для Лаврентий Палыча, а для Климент Ефремыча и Вячеслав Михайлыча, — пели поезде под гармошку парни и девушки.
Жихарев вернулся домой не вовремя. Полуодетая и пьяная Люба курила в спальне. На ее коленях лежала голова молодого человека, облаченного в пашкины пижамные брюки.
— Папашка, мы разводимся! Вот мой новый муж, — указала Люба на парня.
— Вы сами виноваты, — вклинился в разговор субъект. — Уехали в неизвестном направлении, оставили женщину без средств к существованию…
— Люба, я оставил тебе десять тысяч.
— Папашка, что такое десять тысяч? Это мне — только на такси. Пока мы не разменяем квартиру, поживешь на даче. Полчаса на сборы тебе хватит? — куражилась Люба.
— А может быть, тебе пожить у этого юноши или у родителей? — спросил Пашка.
— Стасик, он не понимает! Объясни ему!
Молодой человек ринулся к Пашке, но получив удар в зубы, отлетел в угол. Жихарев сгреб его в охапку, вынес из квартиры и спустил с лестницы. Дошла очередь до Любы. Снова пошел в ход генеральский ремень. Затем Люба была одета и с драным задом выставлена из квартиры.
— Некому больше твоему папеньке жаловаться. Нет его заступника! — бросил в след жене Жихарев.
На следующий день Пашка прибыл на Лубянку. Его принял генерал В… Тот был из новых. Больших постов ранее не занимал, в окружении власть державших не состоял. В… был кадровым разведчиком и войну провел в… штабах различных групп армий вермахта. В… сообщил, что решение о целесообразности дальнейшей службы Жиъхарева в органах будет принято после реорганизации МГБ в Комитет государственной безопасности. А пока Пашке предложили пожить на даче.
— Оружие сдайте! С дачи не выезжайте! Форму носить не рекомендую, — напутствовал Пашку В…
Жихарев сдал маузер и браунинг, утаив нигде не зарегистрированный вальтер. Вечером Пашка убыл на дачу.
Началось затворничество. Изгнанник занялся рыбалкой на озере. Потом пришла грибная пора. Затем начались осенние работы в саду. Единственно о чем сожалел Пашка, что нельзя поохотиться. Ружье осталось в Москве, а приезжать в столицу ему запретили. Дача имела центральное отопление, ванную комнату, телефон. Вот только звонить Пашке было некому. Какое-то время ему привозили на дом генеральское жалованье. Затем Жихарева выгнали из органов, запретили покидать пределы дачного участка, приставили топтунов. Люба быстро развелась с отставным генералом. Московская квартира осталась за ней, а дача — за бывшим мужем. Раз в месяц почтальон приносил Пашке пенсию, а топтуны покупали провизию с выпивкой. От нечего делать Жихарев, не смотря на категорический запрет, стал втихаря писать воспоминания.
Глава 32
6 апреля 1955 года Жихареву позвонили из приемной генерала В… Сообщили, что завтра за ним пришлют машину. Генерал просил подготовить объяснения о деятельности Жихарева накануне и перед началом Великой Отечественной войны.
— Может быть, принести ему эти записки? — записал Пашка в своей тетради. — Знаем мы эти приглашения на Лубянку — сами приглашали! Вероятно, меня назад не выпустят. Бежать? Пристрелить топтунов у ворот и — в загородный поезд? Нет, теперь это не пройдет. Не доберусь до станции — схватят. Обратиться к «соратникам»? Уже обращался. Все отвернулись: и Молотов, и Каганович, и Ворошилов. Хрущев сейчас у них главный. Он-гад всю раскрутку устроил. Преданных строю людей с государственной службы выгнали, под следствие отдали. Вот и Валентин сегодня прибегал. Его тоже турнули. Облезлый
