Я же попробовал писать гусиным пером. Специально поинтересовался в справочнике, как правильно подготовить перо для письма. Это же не просто так: подошёл к гусю, выдернул перо – и давай писать! Нет! Перо нужно специальным образом обрезать, под определённым углом… А ещё нужны были серьёзные навыки, чтобы хорошо писать гусиным пёрышком. После привычки писать шариковой ручкой с привычкой давить ручкой на бумагу гусиным пером писать не получается. Гусиное перо нежное – чуть надавишь, подламывается, и тогда уже можно его выбрасывать или подрезать по новой. Отсюда, кстати, слова «перочинный нож». Всё это было неудобно. Я это понял, когда извёл груду перьев и кучу бумаги, прежде чем смог написать хотя бы строчку пером по бумаге, не поставив кляксу. То есть писать гусиным пером неудобно. Шариковой ручкой удобнее, гелевой – ещё удобнее, а на клавиатуре ещё… Но если почитать стихи за последние двести лет, то выясняется, что гусиными перьями при свечах стихи писали лучше. Как-то лучше у них стихи получались… Но уже всё! Перья в руки не возьмём, свечи зажигать не станем.
Зато когда-то, относительно недавно… В каждую школьную тетрадку была вложена промокашка. Подумать только! Это же было совсем недавно!!! А теперь мои дети не знают значения этого слова. Промокашка.
Как-то решил объяснить детям, что это такое. Однако на словах не получилось. Тогда захотел им промокашку показать. Кинулся искать, не смог найти. Нету!
А ведь ещё совсем недавно в огромной стране были десятки миллионов школьников разных возрастов. У каждого в портфеле было как минимум десять тетрадей. В каждую была вложена промокашка. То есть сотни миллионов промокашек существовали ещё совсем недавно. А нынче не смог найти, чтобы показать детям. Ни одной!
Благо старенькая учительница подарила. У неё, видимо, завалялась с давних пор тетрадка, которую забыла проверить, и в ней оказалась хорошая промокашка в идеальном состоянии. Хорошо, что оказалась розовая. Потому что были ещё голубоватые и зеленоватые. Но они были некрасивые. Нежно- розовая была самая приятная. Розовая промокашка – это была классическая модель.
А когда я поступал в школу в 1974 году, для меня промокашка уже была чем-то архаичным. У нас не было уроков чистописания. Эти уроки отменили за год до моего прихода в школу. Так что перьев и чернил я в школе не застал. Мы не понимали, для чего нужны промокашки в тетрадях. Только учительница нам объяснила, что промокашки были нужны, чтобы промокнуть свеженаписанный чернилами текст, дабы не размазать его, не запачкать другую страницу. Ещё можно было почистить о промокашку пёрышко. Так что промокашка нам была, по сути, не нужна. Но вещь она была приятная.
Промокашка была чуть меньше формата тетради. Её приятно было подложить под страницу, на которой пишешь. От этого писать становилось мягче. И буквы получались немножко тиснёно-рифлёные. Даже у разгильдяев менялся почерк. На промокашке было приятно рисовать. Во-первых, рисунок получался какой-то особенный, и руке было хорошо касаться бархатистой поверхности, а во-вторых, учителя не возражали против рисования на промокашке.
Важнейшим свойством промокашки, особенно для мальчиков, было то, что кусочек промокашки гораздо быстрее, чем кусок тетрадного листа, сжёвывался в комок… Ну, это чтобы плевать через трубочку. То есть промокашка была ценным и более скорострельным боеприпасом. К тому же комок из промокашки лучше летел. Он был тяжелее, поскольку впитывал больше слюны, и у него были более высокие аэродинамические свойства. Но самое важное – он прилипал.
Те парты, за которыми мы учились в начальной школе, имели круглые углубления у дальнего края крышки стола. Мы не понимали, для чего они нужны, спросили учительницу, и она нам объяснила.
– Эти углубления предназначены для чернильниц, – сказала учительница. – Ваши родители должны помнить. Они-то чернилами писали. Они буковки выводили, потому что пёрышком буковку можно было именно вывести. – Тут учительница перешла со спокойного тона на крик: – Вот ваши родители людьми и стали!!! А вы! Вы!!! У вас же у каждого шариковая ручка… Пиши да радуйся! Бумагу не царапает, кляксу не поставит! А вы!..
В этот момент у учительницы случилась судорога на лице, и она продолжила урок.
А папа рассказывал, что весело было подбросить маленький кусочек промокашки в чернильницу самой аккуратной девочки в классе. Промокашка моментально намокала и становилась в чернильнице не видна. И вот самая аккуратная девочка в классе…
В каждом классе была самая аккуратная девочка! Судьба распределяла их по классам! Они не могли собраться все вместе.
И вот такая девочка… С идеальной осанкой, в белоснежном фартучке, с белоснежными манжетиками и воротничком, с обёрнутыми в чистую бумагу учебниками, с идеальными тетрадями, в которых всё под одним углом… Опускала она своё идеальное пёрышко в блестящую свою чернильницу… Эта дрянь зацеплялась, падала на страницу… Ужасная непоправимая клякса, испорченные работа и тетрадь… Ну и, конечно же, вой, плач… Жизнеутверждающий смех разгильдяев мальчиков и вкрадчивый смех менее аккуратных девочек.
Теперь промокашек нет. Прожили промокашки на пятнадцать-двадцать лет дольше, чем чернильницы и пёрышки, но вот и они исчезли. Тем, кто их помнит, жаль, а те, кто их не застал, уже и не знает, о чём только что шла речь.
Не стало промокашек… Потому что они стали не нужны. Исчезла ненужная вещь. Какая в этом беда? Да никакой! Но вместе с предметом исчезает и слово. А слово хорошее, приятное – «промокашка». Вслед за промокашкой исчезнут такие слова, как «чернильница», «клякса». Теперь же нечем кляксу поставить. Вот и забудется это слово. А слово хорошее, точное. Кляк-са. В этом слове есть и звук падения капли чернил на бумагу, и получившееся безобразное пятно.