— Это можно исправить. Прямо сейчас.
— Поздно. Твой «крипт» переписан. Жить вчерашним днём — нарваться на демпфер.
— И что же мне делать? — в отчаянии закричал я.
— Мы почти пришли.
С вершины пригорка открылся вид на небольшую церквушку. Маленькую, но всю такую чистенькую, яркую, как игрушечную. Каменные стены были оштукатурены и побелены, окна забраны цветной мозаикой, купол луковкой — золочён. Ворота храма были открыты. Для меня, что ли?
Мы зашли в храм. И пока я хлопал глазами, разглядывая фрески, батюшка переоделся в ритуальную спецовку. Потом он проводил со мной разные причитающиеся обряды. Я хоть и верующий, но в ритуалах — не силён.
И когда всё закончилось, он обнял меня, как родного, благословил меня и сказал:
— Иди, Витя, с Богом! Теперь ты поймёшь, что надо делать. Проснись, Витя! Проснись!
Прощальный ужин
Это был сон. Просто сон. Галлюцинация, вызванная болевым шоком и кровопотерей. Не было никакого батюшки, не было единорога, не было храма. И беседы не было. Это я сам с собой общался в бреду. Я понял это, когда сел и осмотрелся. И очень расстроился. А потом подумал, что глупо сожалеть о том, чего и не было. Глупее — только о том, чего не будет.
— Статус! — приказал я.
Все с удивлением смотрели на меня. Да, хорошо воинство — изодранное, в крови, грязнющее! И у всех, как у вампиров, — рот в засохшей крови.
— При команде «статус» доложить обстановку! — снова приказал я.
— Это не по уставу! — буркнул Громозека.
— Поговори мне ещё! Встать! Смирно! Статус!
Он стал докладывать, но я не слушал. Не для того строил. Я и своими глазами всё вижу. Я их построил и этим направил моральное состояние в нужное мне место, вынув его оттуда, где оно было.
— Слушай сюда, — приказал я, когда Громозека закончил, — разделываем тушу зверя, грузим всё в бэтер и возвращаемся. Сегодня у нас пир! Прощальный. Заотдыхались мы.
Потом подошёл к Прохору, покрутил его:
— Хорошо починен, — сказал я. — Дарья Алексеевна, выношу вам благодарность от лица командования за возвращение в строй личного состава.
— Фу, какой ты скучный, — скривился Громозека.
Я рассмеялся:
— А на самом деле, я очень рад, что всё обошлось! Ребята, как же мы лоханулись!
— Ну, вот, а то — старшину включил! — Громозека подскочил и обнял. Следом налетели и остальные.
Пришлось наводить порядок:
— Так! Почему не выполняется моя команда? Кому вынести выговор в личное тело с печатью в грудную клетку?
Люди занялись делом — перетаскиванием разделанной туши медведя в БТР. Только тогда я осмотрел себя. М-да, красавчик! Хотя раны и были сращены выше всяких похвал, но синюшные тройные полосы пролегли от ключицы до поясного ремня. То же и на спине — от лопатки к плечу. Такой вот автограф мне оставил хозяин тайги. Вопрос был по шнурку, что держал крестик на моей шее. Шрам пролегал прямо под ним, но шнурок был цел. Может, отклонился?
— Шнурок этот невозможно повредить. Он не материальный. Одна видимость. Он сам распадётся… — сказала, подойдя, Даша.
— Я помню, за сутки, — я обнял её, спрятав лицо у неё на груди.
— Что случилось? — встревожилась она.
— Я не знаю, может, это просто сон, а может, я единорога видел.
— Единорога? А с ним не было медведя, тигра и старика?
— Он не старик.
— Так ты его видел! — подпрыгнула она.
— Это был сон.
