— И снова ты прав. Такого издевательства над истиной не стерпит не только мироздание, оно довольно инертно, но вот союзники наши все сразу отвернутся. Если мы предали своего Вождя, то что нам будет стоить предать Китай, Югославию, Болгарию? И они сразу после попрания Сталина станут играть в свою игру, больше не надеясь на нашу страну, сразу переставшую быть «Старшим Братом». А страна — рухнет. Компартия будет вне закона. А народное достояние широким потоком потечёт к нашим недругам.
— Ты доложил? Всё! Это! Вот!
— Конечно.
— И что?
— Не знаю. Мне забыли доложить, — усмехнулся я.
— Вот, зараза! И что делать?
— Исправлять мир к лучшему. Своими руками и по своему разумению.
— Ты точно доложил?
— Ты видел, как лейтенант пишет? На проштампленной бумаге, пронумерованной. Так и они писали. Кто читал — мне не ведомо. Я сделал, что должен был, а там — будет то, что должно быть. А у меня ещё есть дела поважнее, чем думать о ещё не случившемся.
— И что же?
— Там ещё сотни танков с крестами ездють. А должны они в наших полях кострами гореть.
— Вот! Точно! Тогда, вот, пошли спать.
Мы уже почти разошлись по своим углам, когда Громозека дернул меня за рукав:
— Мне было строго наказано не спрашивать тебя ни о чём. Вот. Ты сам рассказал. Так, вот, скажи уж — когда Победа?
— Праздновали 9 мая. Каждый год. Главный праздник. В 1945-м победим. За 27 миллионов убитых.
Громозека зажмурился, потом тряхнул головой, развернулся и понуро побрёл.
Даша не спала. Сидела у окна и плакала. Подслушивала?
Я обнял её.
— Я уезжаю. Завтра.
— Знаю.
— Можно мне будет вернуться?
— Нет. Наши пути больше не пересекутся.
— Я не хочу тебя терять.
— Это не в твоих силах.
— Я приеду после Победы.
— Ты не найдёшь тут никого. Но сегодня я — твоя.
Исход из рая
Провожать нас вывалили все. Несли подарки. Кто заготовил мясо медведя, кто — медвежий жир разлил по крынкам, несли пироги, сало, яблоки, курники, хлеб, варенья. Дед каким-то образом умудрился выделать медвежью шкуру, хотя я зуб даю, что невозможно за ночь это сделать. А ещё мешочек (точнее баул такой) с листами самосада.
Очень трогательно.
Долго махали нам, когда мы уезжали, мальчишки некоторое время бежали за БТРом, глотая пыль, потом отстали. Я до последнего смотрел назад, хотя Даша и сказала, что не выйдет меня провожать. Простились в доме. Ну, а вдруг передумает?
Когда посёлок скрылся за пригорком, развернулся по ходу. Рядом трясся Громозека, оккупировавший полубашню с пулемётом. За руль усадили Кадета — пусть оттачивает вождение.
Отряд НКВД появился сразу и вдруг. Тот же ЗиС стоял на обочине, бойцы кого-то трамбовали на другой обочине.
— К бою! — закричал я. Если НКВД кого-то трамбует — было нападение, значит.
Защёлкали затворы.
Бойцы осназа при нашем появлении (если они появились вдруг, значит, и мы для них так же вдруг) разлетелись в стороны, залегли, готовые встретить нас огнём.
— Стоп! — закричал лейтенант, вставая в полный рост в чреве БТРа, благо — крыши-то нет, поднимая руки над головой в знаке «стоп». — Свои!
