— А в этом санатории какой режим питания? — спросил я.
— Трёхразовый, — улыбнулся хмырь. Грустные у него улыбки.
Баня! Ещё тёплая! Вода горячая! Мыло! Бритва! Рай, гля! Ох, как хорошо! Камни ещё шипят! Пар! Веника нет, хоть так отогреться после ледяной воды этого проклятого болота!
Вертухай, что должен был меня снаружи охранять, занёс деревянную бадейку со вчерашним веником. Искренне благодарил его.
Когда я выскочил из бани, он внимательно осмотрел меня, покачал головой:
— Досталось тебе.
— Есть такое дело, гражданин начальник. Ещё раз — спасибо! Я настолько привык к отмороженному состоянию, что забыл, как это, когда тепло у сердца.
Он ещё раз покачал головой, внимательно сканируя взглядом сетку шрамов на моём теле.
— Давненько ты не мылся?
— Давненько, — ответил я и юркнул в тепло бани.
Я изначально не хотел выходить из уютного жара на холод, но нужно было показать себя этим глазам. Это же часть моей проверки. Часть «засланных казачков» так вот и «заваливаются» — из «плена» чистые приходят. А на мне — толстый слой застарелой грязи. Теперь и всё тряпьё, в котором я пришёл, перетряхнут, ощупают. Пусть ещё на вкус попробуют. Да, немецкое, нет — не трофеи. Оно до сих пор мертвечиной воняет. Трофеи мои утопли в болоте. Чуть меня не утащили на дно те сапоги, шинель и пулемёт.
После бани — ужин. Роскошный. В тушёной картошке — волокна мяса. Душистый хлеб, который я целую вечность нюхал, зажмурившись. Компот из сухофруктов. У меня даже слёзы потекли по щекам.
— Ты что? — спросил вертухай.
— Я — вернулся. Я — дошёл! К своим! А теперь хоть расстреливайте!
