вроде бы даже можно было разобрать матерные слова.
Обойдя руины рамы, я двинулся по коридору в глубь покойницкого жилья.
При этом я подумал, что надо бы еще где-нибудь включить свет, а расположение выключателей в комнатах я знаю не так наверняка, как в прихожей, потому что за пятьдесят лет существования дома даже мы с соседом, безответственные квартиросъемщики, сделали пару ремонтов… Едва я это подумал, как свет везде вспыхнул сам собой.
Одновременно прекратились крик и грохот.
Я стоял посреди пустой, ярко освещенной запущенной квартиры в трусах и с бессмысленным молотком в руке.
Вокруг, заполняя всю большую комнату, валялись обломки мебели – включая надвое расколотый нечеловеческой силой венец старого резного буфета и, вперемешку со спинками стульев, разодранные в труху рамы и треснувший подрамник. Тренога мольберта, разъятая на планки и шарниры, валялась посередине.
Что сразу, несмотря на полную потерю способности думать, показалось мне странным – это абсолютное отсутствие среди обломков готовых или хотя бы незаконченных картин и этюдов. Сильно смотрелись бы изрезанные холсты, изломанные струпья мазков… Но нет – только неиспользованные материалы, кисти, тюбики краски…
Тут свет погас.
Одновременно хлопнула входная дверь и сделалось странно душно – будто закрывшаяся дверь перекрыла воздух.
Наугад, натыкаясь на деревянный лом и пару раз упав, я вернулся в прихожую, нащупал выключатель – и увидел наглухо закрытую входную дверь, обитую рваной клеенкой. К счастью, поставленный жэковским умельцем казенный замок был самым дешевым и, соответственно, примитивным: я просто отодвинул защелку и вышел на свободу лестничной площадки.
Совершенно пустой и очень холодной – особенно для человека в одних трусах.
Дверь позади меня снова захлопнулась.
Я обернулся – печать ДЭЗа на длинной узкой бумажке легла на то же место, где ее оставил жэковский человек, будто никогда с этого места не удалялась.
Интересно, кто на моем месте поступил бы по-другому? Если бы вообще опомнился от такого нервного потрясения…
А я опомнился.
Прежде всего с самого раннего утра дозвонился нашему начальнику службы безопасности – так грозно у нас называлась охрана – и договорился, что на днях заеду, оформлю задним числом отпуск. Вообще-то отпуск мне полагался, у меня его накопилось полтора месяца, но в принципе мог начальник и закапризничать – так, без заявления хотя бы за неделю, в отпуск не уходят, тем более надолго. Однако начальник наш был хороший мужик. Отставной, понятное дело, известно кто, но добрейший человек… В общем, договорились.
Потом сходил в магазин и в счет будущих отпускных вышел из бюджета – много чего купил вредного вообще и особенно в моем возрасте. Грудинки копченой, например. Ну и, конечно, пару бутылок самой лучшей, она же самая дорогая, водки.
О, будь она проклята!..
Сел перед телевизором, поужинал, за ужином выпил примерно треть того, что купил, и остановился. Не поверите – желания продолжать не было.
По телевизору показывали дурные новости. Вопреки обыкновению, я не пришел от этого в бешенство, а, наоборот, смотрел с интересом, стараясь вникнуть.
Потому что стоило отвлечься от телевизора, как всплывали одна за другой картинки минувшей ночи, и появлялась твердая уверенность в приходе «белочки» – я знал от приятелей, что она начинается не во время запоя, а именно в такие перерывы, когда выпиваешь умеренно или совсем не пьешь. Ночные приключения в соседской квартире как нельзя лучше соответствовали моим представлениям о симптомах белой горячки. Не обязательно же видеть мышей или маленьких человечков, можно обойтись и следами невидимки-разрушителя…
Тут я заметил, что, несмотря на вопли телевизора, думаю о вчерашнем, совершенно потеряв интерес к текущим событиям из жизни шалав и мошенников.
И как только я это заметил, вчерашнее вернулось: за кухонной стеной раздался мерный стук, будто в смежной кухне кто-то забивал гвозди, один за другим.
Допустим, сколачивал гроб.
На этот раз я не стал брать с собой молоток для отбивания мяса – я был трезв достаточно, чтобы отказаться от дуэли на молотках с призраком. Кроме того, в отличие от предыдущей экспедиции на тот свет, в нынешнюю я отправился вполне одетым – в домашних кроссовках с примятыми задниками, в старых джинсах еще польского производства и охранной форменной куртке на голое тело.
Дверь в квартиру покойного соседа была закрыта и опечатана, будто никто ее и не трогал.
Все же безумие вполне присутствовало в моих поступках, хотя я был одет и без кухонной утвари в качестве оружия. Паранойя проявилась вот как: ни на одну минуту не задумавшись, я содрал бумажку с неразборчивым оттиском какого-то штампа, толкнул дверь, которая легко подалась, вошел в прихожую и,
