тем верные соображения потому и стали банальными, что они верны! Но постепенно банальности перешли в разряд непроизносимых, полузабытых истин, почти парадоксов. Попробуйте заявить, например, что любовь к ближнему есть основа человеческого существования, – вас на смех поднимут в любой культурной компании. Ну, открытие сделал, скажут вам, ты еще сообщи, что воровать грешно или лгать нехорошо. Без тебя известно, только следовать этим заповедям, банальным уже бог знает сколько тысячелетий, не получается, и это тоже банально.
Среди самых истертых банальностей, когда-то возникших как прозрения умнейших русских людей, почетное место занимают три слова, описывающие российскую действительность: дураки, дороги и воровство. Соответствующие цитаты любимы пафосными пошляками, демонстрирующими таким образом, как им кажется, крайнее вольномыслие.
Оставим дураков и дороги. Вообще в последнее время мне кажется сомнительным это перечисление главных российских бед. Еще относительно качества дорог согласиться можно, хотя я не думаю, что сейчас оно именно в России ужаснейшее – что, где-нибудь в Южной Америке лучше или в Африке? Просто тот, кто некогда произнес эти жестокие слова, сравнивал состояние наших транспортных артерий исключительно с европейским, где прогоны не нашим чета, а остальной мир вообще в расчет не брал. Что же касается дураков, то уверенность в нашем безусловном превосходстве по их поголовью я все более склонен считать одним из проявлений национальной гордости великороссов. Полно, поживите месячишко-другой в гуще любого европейского народа или среди простых американцев (далекие и непостижимые цивилизации, вроде Японии, не беру, там вообще ничего не поймешь) – и вы убедитесь, что людей глупых, очень глупых, непереносимо глупых и просто абсолютных идиотов везде хватает. У меня есть секрет: боюсь, что дураков везде больше, чем умных. Аргумент один – было б по-другому, разве так люди бы жили?
Так вот, о дураках и дорогах как-нибудь в другой раз. Потому что они были, есть и будут, а вот воровство… В оригинале диалог был такой: «А что сейчас делают в России? – Воруют». Мой уже немалый, в длинную жизнь уложившийся опыт дает основания утверждать, что в наше время следовало бы добавить к ответу «как никогда».
Коррупция, то есть воровство и взяточничество, достигла одновременно трех рекордов: по распространенности среди всех, кому есть что украсть и за что взять; по размерам краж и взяток; по бесстрашию воров и взяточников.
Тут недавно по поводу одной моей заметки придирчивый читатель откликнулся. Ему показалась невероятной описанная мною ситуация: адвокат прямо говорит подзащитному, что надо дать следователям десять тысяч долларов, а судье двадцать, и дело о наезде на пешехода, в котором обвиняемый был абсолютно не виноват и которое ему «сшили», именно вымогая взятки, будет закрыто. Чтобы убедить меня, что такая ситуация и прямота переговоров совершенно нереальны, мой оппонент придумал умозрительную и невероятную, как ему показалось, коллизию: а возможно ли, чтобы журналист прямо предложил редактору тысяч пятьдесят в качестве оплаты заказной дискредитации какого-нибудь политика? Писал мне читатель по-английски, возможно, находясь так давно вдали от родины, что русский подзабыл, а от реалий текущей российской жизни отдалился. Так вот, отвечаю как журналист с едва ли не полувековым стажем: возможно, вполне возможно! И газеты, увы, есть такие, где едва ли не официальный существует прейскурант на любую заказуху, в том числе политическую; и журналисты, всегда готовые за более или менее приличные деньги мочить кого угодно (особенно если заказчик предоставит готовый компромат на жертву), хорошо известны в профессиональной среде; и редакторы, которым либо журналисты отстегивают, либо заказчики напрямую платят, благоденствуют… Единственное, что было абсолютно нереально в придуманном читателем примере, так это порядок сумм: не десятки, а сотни тысяч фигурируют в таких делах. И чтобы поверить в это, достаточно просто проехаться по престижным подмосковным шоссе, посмотреть на дворцы, построенные ветеранами информационных войн и виртуозами сливных разоблачений.
Поэтому и бывает, что стыдно назвать профессию при каком-нибудь случайном знакомстве. «А, вы журналист? Как N?» Что на это ответишь? Что с N на одном гектаре заметок никогда не писал и руки ему давно не подаешь? Не поверят…
В то, что кто-нибудь имеет возможность, но не берет, у нас вообще уже давно не верят. Это, пожалуй, самый страшный эффект налогового, прокурорского, судебного, полицейского и прочих чиновничьих вымогательств – всеобщая уверенность во всеобщей продажности. Отдаю себе отчет в том, что данный текст объективно работает на тот же результат, но что поделаешь, первична реальность, а не отражение.
В распространенном утверждении, что взяточников плодят взяткодатели, – корыстное лукавство. Нет, все наоборот: взяточники делают нас всех взяткодателями в той или иной мере, поскольку превращают существование частного и честного человека в ад. Поставить на одну доску жертв и истязателей – любимый прием тех, у кого совесть нечиста. Мол, все хороши, мне б не давали – я б не брал… Так они уравнивают себя с обычными обывателями, которые не готовы ради идеи идти на бюрократические муки, с нормальными людьми, согласными ради бытовых нужд и решения житейских проблем немного поступиться принципами.
Уже давно серьезные взятки никто не дает обычными деньгами. Чемодан с миллионом долларов, будто перекочевавший из американского боевика в нашу недавнюю криминальную хронику, – забавный пережиток девяностых. С их коробками из-под ксероксов, всеобъемлющим черным налом и карманными деньгами, стянутыми аптечными резинками в тугие трубки… Уже давно дают пакетом акций, должностью в совете директоров, бизнесом под ключ, оформленным на жену взяточника, выгодным бюджетным заказом. И грабят не в подъезде, вынимая из кармана оглушенного «временно неработающего» бумажник с парой зеленых тысяч и золотой Visa, а в арбитражном суде, отбирая сразу завод, розничную сеть, консалтинговую фирму на худой конец. «Деньги ваши будут наши» – старая формула фармазонов и катал стала точным описанием взаимоотношений между российским гражданином и чиновником, между бизнесом и властью соответствующего уровня, да и внутри бизнеса.
