на кого-то обменяет, а потому не стоит и рисковать? Стоило ли спросить его? Почему бы нет?
Я простучал серию ударов, которыми обозначил себя, его, «дверь» и «двигаться».
Последовала долгая пауза – может, она продолжалась всего пять секунд, но мне показалось, что я прождал целый день. Затем: звякзвяк.
Да.
Затем последовало странное. Пинь простучал, что его друзья спасут нас, если я его вытащу.
Что не имело никакого смысла, ведь китайцы точно не собирались вторгаться в Россию только ради нас.
Но это было неважно. Мы оба предпочитали умереть при попытке побега, а не в камерах.
Я вышел в коридор и попытался найти оружие – бесхозный АК-47, пистолет, что угодно, – но нашел только деревянный стул.
Взяв его, я спустился по лестнице на этаж ниже. Там я обнаружил вместительный лифт, но без электроэнергии он явно не работал.
У подножия лестницы я заметил охранника, который сидел спиной к стене возле массивной двери. Перед ним стояла газовая лампа, винтовку он держал рядом.
Поскольку других заключенных в этом крыле не было, я решил, что это камера Пиня.
– Я стул принес, – сказал я по-русски с таким акцентом, что солдат недоуменно посмотрел на меня, пытаясь понять, не дебил ли перед ним.
Он не знал, где я должен быть – сидеть в своей камере или выполнять поручения снаружи. Но это стало неважно, как только я схватился за поручень и ударил его сиденьем стула в лицо.
У него из носа хлынула кровь, он упал со своего стула. Прежде чем поднять массивный железный засов, который закрывал дверь в камеру Пиня, мне пришлось отодвинуть в сторону бесчувственного охранника.
Повесив на плечо его винтовку, я открыл дверь в темную камеру. Меня встретил резкий, едкий запах.
Камера была большая, а свет фонаря не проникал дальше порога. Взяв его в руку, я сделал шаг вперед.
– Пинь? Э-э, Звяк? Ты здесь, приятель?
Да.
Свет упал на какие-то медицинские карты и оборудование. На подносе лежало множество скальпелей, покрытых желтоватой слизью.
Отодвинув их в сторону, я пошел на звук, доносящийся из дальней части камеры.
– Какого черта они с тобой творили?
У стены на коленях стоял человек, голову которого скрывал капюшон. Его руки были цепями прикованы к противоположным концам камеры.
Хотя он был на коленях, я заметил, что он тот еще здоровяк.
– Как ты вообще в кабину влезал?
Он потянул за прикованную к трубе цепь и простучал сообщение: «Большой самолет».
Должно быть, он летал не на JZ-8. Я поставил светильник на ящик и потянулся к капюшону Пиня.
– Господи Иисусе! – воскликнул я, увидев его лицо. – Ты не китаец!
Казалось, в его лице соединились все твари, которых я вытаскивал из ручья мальчишкой. Я был так поражен, что даже не испугался его вида.
– Это они с тобой сделали? – спросил я, пытаясь понять, как человек может жить с таким кошмарным лицом. Затем я осмотрел его тело и понял, что лицом дело не ограничивалось. У него была зеленовато-белая кожа. Мускулатура отличалась от человеческой, а руки не напоминали ни человеческие ладони и пальцы, ни лапы других божьих тварей.
А глаза – маленькие серебристо-желтые бусинки – глаза были просто… чужими.
Другие пилоты рассказывали, что засекали радиосигналы с высот, на которые не поднимаются самолеты. До меня доходили слухи о погонях за фантомами. Но это были просто… слухи.
Так, Билли, вернись к реальности.
Я понял, что резкий запах исходил от него самого. У него на теле было несколько ран, которые сочились зеленовато-желтой слизью. Это был не гной – скорее, та субстанция, которая польется из восьмифутового паука, если вам вдруг удастся его раздавить.
– Пинь? – снова спросил я.
Звякзвяк.
Да.
Схватив винтовку, я решил было сбежать. Потом я понял, что в этом нет никакого смысла. К тому же я дал ему слово.
Вытащив окровавленную связку ключей, которую я забрал у Востова, я подошел к замку, который удерживал одну руку Пиня.
– Вы ведь не собираетесь на нас… э-э… напасть?
Пинь просто посмотрел на меня. Я не был уверен, понял ли он вопрос.
Я отстегнул его руки, и он встал в полный рост.
