Но вскоре я заметил, что в глазах Майи блеснули слезы. Жизнь Майи посетили слезы – это что-то новенькое, я даже опешил. Хоть я и имел опыт в обращении с женщинами, но тут растерялся, поскольку Майя отличалась от других. А ведь и правда, последние несколько раз у меня ничего не получалось с Майей. Для Майи, как и для любой красавицы, это унижение. Мне хотелось увидеться с Майей, но не было желания раздевать ее, лишь вдыхать ее запах, прикасаться к ней, чистить для нее фрукты, варить ей кофе. Непонятно, что со мной такое.
Мучаясь угрызениями совести, я встал перед ней на колени, опершись на руки, подался вперед и молча смотрел на нее, ожидая, когда она выплачется или изольет мне свою душу, поведает о своем бесконечном одиночестве. Брехун Эрик как-то раз на банкете, устроенном фирмой в честь Праздника середины осени, сетовал, как ему сложно жить с женой порознь. Этот любитель пожимать плечами плакался у меня на плече, пока не выдохся. Примерно раз в месяц он ездил домой в Чэнду, но эти редкие встречи делали одиночество совсем невыносимым, поэтому иногда Брехун отправлялся в увеселительные заведения и пускался во все тяжкие. Потом его мучило ужасное чувство вины и Эрик отправлял жене брендовые сумочки или белье. Его супруге нравилась беззаботная и комфортная жизнь в Чэнду, она ни в какую не хотела переезжать к Эрику. Лично мне казалось, что их брак трещит по швам. Разумеется, жизнь Брехуна меня не касалась, но при мысли, что он обманывает свою благоверную, мне хотелось, стиснув зубы, затащить в постель его жену. Но меня волновала Майя. Если бы я был более ответственным, то лучше бы о ней заботился. После того как отец Майи умер, мать снова вышла замуж, родила сына и все меньше уделяла времени дочери, а я, сволочь такая, только сплю с ней, и вроде как люблю ее, но ничего не даю. Майя могла бы встречаться с каким-то толстосумом, но из-за моих глаз, похожих на глаза ребенка, оставалась со мной. Вот уж действительно странная девушка. Я надеялся, что из-за моей прогнившей натуры все пойдет по обычному сценарию «повстречались-переспали-разбежались», и тогда я смогу заглотить ту жирную, но некрасивую рыбку, что предлагала Доли.
– Майя, сегодня мое сердце слишком податливо. Говори! Я все тебе пообещаю, Майя.
Наверное, мой вид был очень потешным, поскольку Майя, глядя на меня, вдруг расхохоталась:
– У Чжундун, ты стоишь в такой же позе, как Макс, ты знаешь, о чем я? Так звали озорного ездового пса из фильма «Белый плен». Он так терся головой, что сердце у всех таяло. Давай лучше попробуем хорошего вина.
Она аккуратно налила два бокала красного вина, слегка взболтала его, а потом продолжила:
– У Чжундун, если ты потерял ко мне интерес, то так и скажи, никто тебя не заставляет, я все понимаю. Это в человеческой природе. У всех есть шанс встретить кого-то лучше.
Майя называла меня по имени и фамилии, либо когда очень радовалась, либо когда была очень серьезна. Очевидно, в этот раз она серьезна, поэтому я выложился по полной. Красное вино напоминало тушь; сначала пилось оно плохо, я с трудом сделал глоток и сказал:
– Майя, я люблю тебя.
– Вино нужно пить медленно, в нем есть витамины…
– Майя, потребуй от меня чего-нибудь, почему не требуешь? Хочешь, чтобы я развелся?
– … в нем содержится виноградный сахар и даже белки, в «Компендиуме лекарственных веществ»[148] говорится, что вино разогревает почки и омолаживает кожу… Что ты сказал, У Чжундун? Развестись? Ой, ты меня не пугай!
– Ты что, никогда не хотела за меня замуж? Тебе на столько все равно?
– У Чжундун… Джейсон, не забывай, что ты уже женат.
Услышав ее слова, я задохнулся. Я-то надеялся, что она отчаянно хочет выйти за меня замуж, станет рыдать, продемонстрирует мне все свои прелести, лишь бы увести меня, женатика, из семьи, чтобы я удостоверился в ее чувствах, понял, что занимаю в ее сердце значимое место. Да, Майя напомнила мне, что я уже женат, все так, но давай же, Майя, веди себя как нормальная женщина, добивайся желаемого капризами и истериками, пусть даже у меня нет храбрости на смертельную схватку. Жизнь, мать твою, – это стоячая вода, ты молодец, Майя, борешься с жизненными перипетиями, давай же, вынуди меня, шантажируй ложбинкой на груди, угрожай своей тонкой талией… Майя, ты знаешь, что такое безразличие ничем не отличается от равнодушия Ланьту? Приходится признать, что ты меня раскусила. Я жалкий трус – из-за маленькой интрижки боюсь едва ли не до нервного срыва.
Я не мог и слова вымолвить, а из горла вырвался хрип, словно я вот-вот начну лаять. Без особого интереса я пил вино бокалами и сквозь пары алкоголя улавливал дыхание Майи, знакомый одурманивающий запах, который я никогда в жизни не забуду. Майя, давай мы все закончим, давай я уйду и больше не буду тобой бесстыдно обладать…
Я молча смотрел на Майю. Это правда. Совсем как Макс, когда он провожал взглядом вертолет, отрывающийся от земли и исчезающий в тумане. Я – пес, которого бросили на Южном полюсе. Я лег ничком на диван, положив голову на колени Майи, и горевал.
Майя закурила, и нежное личико заволокло табачным дымом.
– Ладно, У Чжундун, давай эту нудятину оставим на потом. Нужно быть последовательным в своей алчности. Ну, например, ты относишься к Доли как к женской ипостаси бога богатства, но если добился ее расположения, то не бойся смотреть на нее как на простую земную женщину, и тогда она ради тебя в лепешку разобьется и во всем поможет, как Седьмая фея помогала Дун Юну[149]. Я хорошо знаю Доли, чуть что – сразу вешаться. Ей уже тридцать шесть или тридцать семь, а к любви относится как девственница, – бессердечно констатировала Майя, протянув руку и померявшись с моей. – Слушай, ты что-то похудел, рука как у девушки. Борода реденькая и мягкая, кадык не так выпирает, ты, часом, не превращаешься в
