В тот момент я очень скучал по Доли.
Когда я вышел из больницы, то до прощальной вечерники в мою честь оставалось еще много времени. Я никогда не мог себе позволить такой роскоши, как досуг, и играл в электронный баскетбол, пока не потратил всю мелочь и не устал так, что взмок насквозь, после чего отправился в парк аттракционов и долго катался на электрическом автомобильчике. Другие посетители парка начинали громко хохотать каждый раз, когда с грохотом сталкивались с моим автомобильчиком. Потом я, стоя рядом с аттракционом, наблюдал за ними, и мне подумалось, что в мире каждый день есть такие вот беззаботные люди, которые радостно проводят время, и мне эта мысль показалась абсурдной.
Не нужно было думать над тем, что делать дальше, можно выключить мобильный, который компания требовала держать включенным двадцать четыре часа в сутки. Не нужно собирать заказы, не нужно выбивать долги из покупателей, не нужно пить вино, ни настоящее, ни паленое… Мне захотелось закрыться от всех и хорошенько выспаться. В какой-то момент я даже подумывал извиниться и не пойти на прощальный банкет, но, руководствуясь профессиональной привычкой терпеть, я все же появился там четко в назначенное время.
Про банкет особо нечего рассказывать. Неискренние слова и притворные чувства расцветают пышным цветом после алкогольных возлияний. На пиршестве в честь того, что я потерял работу, сам я вел себя очень скромно, а в конце посиделок чинно простился с продолжавшими резвиться коллегами и вернулся домой еще до половины девятого.
Так рано я обычно не возвращался, и Ланьту явно изумилась, но на самом деле это лишь мои домыслы, ведь на лице жены особого удивления не отразилось. Она словно бы сверяла по мне время, но я отчетливо увидел, что Ланьту бросила быстрый взгляд на настенные часы. Она продолжила заниматься своими делами перед компьютером, сказала, что нужно ответить на несколько запросов, подтвердить приемку и отгрузку товара, а еще оценить нескольких покупателей. Дело в том, что отдельные покупатели любили досаждать продавцам и устраивали мелочные разборки, вредившие репутации Ланьту, поэтому она попросила «Таобао» урегулировать конфликт. Но всегда равнодушная ко всему жена сегодня выглядела веселее обычного и даже заговорила со мной, сказав, что объем продаж в ее магазине значительно вырос и она даже подумывает, не бросить ли ей работу в госучреждении, чтобы сосредоточиться на интернет-магазине. Я по привычке сказал, что этого делать не стоит, хоть в бюджетном учреждении зарплата и не высока, но это худо- бедно заработок, а женщине нужна стабильность. Ланьту одарила меня улыбкой, что редкость.
– Ты излишне консервативен, вот подожди, развернусь, еще и тебя прокормлю.
– Я мужчина, а не комнатная собачка.
Ланьту поманила меня:
– Взгляни на мои записи, как только ты увидишь, сколько я заработала, ты не будешь возражать.
Я подошел безо всякого интереса. Ланьту открыла страничку с историей заказов, навела курсор и принялась нараспев читать:
– Галстук «Луи Вюиттон», красный, триста восемьдесят юаней за штуку. Ботинки мужские «Пакерсон», сорок второй размер, цена четыреста шестьдесят юаней, мужские боксеры «Диор», размер XL, сто шестьдесят пять юаней…
Я задержал дыхание, а кожа покрылась мурашками.
– Чжундун, эта Майя – мой самый лучший покупатель. Посмотри, где она живет. Это элитный жилой комплекс, в прошлом году начальная цена составляла двадцать три тысячи юаней за квадратный метр… почти у театра, всего в паре сотен метров от твоей работы… Гляди-ка, она отлично разбирается в продукции для мужчин и щедро платит…
Я оцепенел и, притворившись, что мне надоели эти бабские штучки, сбежал. Не спрашивайте меня, что было дальше, я не хочу уподобляться вам и гадать, узнала все-таки Ланьту или нет о моей интрижке с Майей. Вы должны сразу же понять, насколько коварна Майя, она вовсе не преданная ездовая лайка с Аляски, а злобная волчица. Я вспомнил слова Доли о том, что «от нее много мужчин пострадало», и только сейчас увидел, что моя внешне безукоризненная жизнь на поверку оказалась глупым самообманом!
6
Спустя три дня я бесцельно слонялся по улицам, и тут позвонили из Народного госпиталя и велели прийти за результатами. Я уже забыл об этом, более того, результаты обследования меня особо не заботили, как бы то ни было, жить или умереть – решают свыше. Я пошел в больницу, и секретарь тут же отвела меня в один из кабинетов университетской клиники. Там стояли несколько молодых интернов с серьезными лицами, которые, как только я вошел, начали бросать на меня обрадованные жадные взгляды, словно перед ними настоящее сокровище. Один из интернов очень любезно пододвинул мне мягкое кресло, пригласил присесть и объяснил, что заведующий сейчас придет. Он вроде как был крайне рад возможности поближе со мной пообщаться, а его взгляд буквально впивался в мою плоть. Я в тот момент немного запаниковал.
Двое интернов встали у двери, словно на страже, чтобы я не сбежал, и тут я ощутил мучительное напряжение – прямо как тогда, когда Ланьту заговорила о Майе.
Пришел заведующий в очках в толстой оправе, принес мою выписку и жестом пригласил сесть напротив него у стола. Интерны выстроились в две шеренги слева и справа от заведующего. Заведующий полистал историю болезни и спросил:
– Как вас зовут?
– У Чжундун.
