Я опустилась на пол, спрятала лицо на отцовых коленях, как будто опять стала маленькой и принесла к нему свои девчоночьи беды.
– Но если вы с мамой меня не отпустите, я не смогу уйти.
– Маме ничего не говори. Она ни о чем не знает. Я думаю, что она забыла о том инциденте на смотровой площадке. Лия?
Я подняла лицо. Очень бледная мама стояла на пороге:
– Не знаю? Конечно, если тебе было легче думать так все эти годы.
Она промаршировала к окну, плеснула в бокал коньяку и залпом выпила.
– Я знаю, Лешенька, все знаю, и жду с таким же ужасом, как и ты.
Я почему-то в этот момент подумала, что близкие люди должны друг другу все рассказывать, потому что вместе все делать легче: и ждать, и бороться с ужасом.
Чуть звякнув донышком, бокал вернулся на подоконник. Мама подошла к дивану, села и ревниво переложила мои руки к себе на колени:
– Что он за человек, твой фараон?
– Он не фараон, – улыбнулась я сквозь слезы, и не совсем человек, если честно, но тревожить маму еще больше не хотелось. – Он очень добрый, и верный, и сильный.
– Там у себя, – родительница пошевелила рукой в воздухе, не желая произносить вслух, где именно, – он занимает достойное положение?
– Ну какая разница, мам?
– А такая, что женщины должны выбирать мужчину, который сможет прокормить ее потомство!
– Или помочь мужчине достичь высот, – папа взял маму за руку, – как ты, дорогая. Ты вышла замуж за нищего историка.
Я посмотрела на родителей. Им явно хотелось целоваться. Поэтому пробормотав: «Я еще вернусь», выбежала из комнаты. Мне срочно нужно было видеть Нага.
«Ягуар» несся, как будто за его владелицей гнались сто тысяч чертей. С визгом затормозив на смотровой площадке, я отправилась к телепорту, то есть к тому месту, где он, как я помнила, был. Поляна, к которой я свернула, спустившись по серпантину на четыреста метров, была пустынна. Никаких световых кругов, или их не положено было видеть днем. Я попрыгала, кажется, на каждой травинке, до хрипа наоралась, зовя своего желанного по имени и вдоволь наревелась, поняв, что он оставил меня, теперь навсегда.
– Я научилась драться! – кричала я, запрокинув лицо к небу. – Я стала сильной! Я вожу машину, как автогонщик. Стреляю, как снайпер! Это все для тебя!
Вернувшись на корабль, он отправил телепорт в спящий режим.
– Ты ее видел? – Рашук заглянул в капитанскую каюту, по обыкновению что-то жуя.
– Она меня не узнала.
– И что теперь? Может, наконец плюнем на стальную змейку и…
Из-за стены раздался собачий лай.
– Рой тоже считает, что Итиеша пора бы доставить к месту назначения. Он болтается с нами на орбите уже двадцать лет в разобранном виде и в любую минуту додумается начать дрессировать мух.
– Хорошо, – Наг бросил на пол одежду, прошел в дезинфектор, застегнул на бедрах облачение. – Давай как можно скорее покинем эту планету.
– А как же Тая? – испугался Рашук. – Тая-Таечка-Таисия! Моя идеальная стальная змейка! Наг, я пошутил.
Капитан многозначительно помолчал, почесал за ухом вбежавшего в каюту роя, которому форма земной собаки очень нравилась, и только после этого серьезно проговорил:
– Я тоже, Рашук. Я тоже пошутил.
И расхохотался.
Жизнь была кончена. В этот раз абсолютно. Я вернулась в «Ярилу», поднялась в пентхаус, даже не забыв захватить из багажника свое маленькое черное платье. Прием был назначен на пять, стенные часы в лифте показывали шестнадцать тридцать. За полчаса я вполне успею причесаться, одеться и умереть. Нет, умирать нельзя. Родители этого точно не переживут. Мне надо продолжать как-то существовать, несмотря ни на что.
В пентхаусе не было никого, кроме уборщиков, все спустились в зал приемов. На столе валялся список гостей, я узнала мамин почерк, она предпочитала писать от руки. Пятьдесят человек, самые близкие, надо думать. Напротив фамилии Баринова стояла пометка «плюс один», значит, предполагалось, что он приведет Лерочку. Интересно, она успеет пошалить с Сережей, пока Баринов будет занят беседой с кем-нибудь из подходящих ему по возрасту гостей?
Я отправилась в ванную, встала под душ, высушила мокрые волосы. Татуировки исчезли совсем, поэтому я без сомнения надела платье и застегнула его на спине, ступила в туфельки, положила в клатч мобильный телефон. Небольшой дискомфорт доставляло то, что белье я захватить забыла, поэтому даже легкий ветерок, залетавший под принт платья, вызывал нескромную дрожь.
Проходя мимо стола со списком я еще раз в него заглянула.
