каких-то темных помещениях или заснеженных лесах, и шантажист сразу открывал следующее Зеркало, затем еще одно – и так не менее десятка. Видимо, сил не хватало открыть одно в конечную точку. К концу этих скачек я чувствовала себя так, будто меня засунули в чашу для коктейлей и хорошо взболтали: ужин просился наружу, коньяк стоял в горле, и в ушах звенело, отдаваясь тягостной болью в затылок и виски. На Львовского я посматривала не без тревоги – он уже создавал переходы с видимым усилием, торопясь, чтобы меня не успели обнаружить.
Я молчала. Не хотела его отвлекать. Болтовня и сарказм очень спасают, когда ты нервничаешь, но не стоит злить того, от кого зависит, будешь ты распылена в подпространстве или нет. Это был бы бесславнейший из концов.
Наконец мы вышли на утоптанную снежную площадку. Львовский согнулся, тяжело дыша, зачерпнул рукой снега, приложил ко лбу, обтер лицо.
Я еле держалась на ногах. Перед глазами постепенно светлело. Метрах в двадцати от нас возвышалась черная скала, освещаемая месяцем; к ней вела тоненькая тропинка. Вокруг, под темным небом, насколько хватало взора, стояли тихие подавляющие горы, укутанные взбитым льдистым туманом. Снега по краям тропинки было мне по грудь. И холодно здесь оказалось так, что я мгновенно промерзла насквозь – даже губами пошевелить было невозможно. Попыталась двинуться, и тут же меня затошнило – пришлось закрыть глаза, пережидая, пока пройдет приступ.
На плечи легла теплая куртка.
– Спасибо, – голос был до отвращения испуганный. – Не хотите, чтобы ценная пленница околела от холода?
– Не хочу, – сипло согласился бледный шантажист. – Быстрее, ваше высочество, – он зашагал по тропинке, не оглядываясь и не проверяя, иду ли я за ним. Впрочем, куда я тут еще могла пойти?
Не дойдя до скалы, Львовский остановился и протянул мне руку.
– Мне нужно провести вас через щит, – ответил он на мой вопросительный взгляд. – Сами не пытайтесь его пройти, можете получить разряд.
– Спасибо, что предупредили, – с милой улыбкой процедила я, заметив то, на что сразу не обратила внимания, – глубокую обледеневшую канавку, пересекающую тропинку и словно ножом разрезающую снежную толщу по бокам от дорожки.
Пальцы у мага были такими же ледяными, как у меня. Он погладил воздух, что-то пробормотал – и под его ладонью вспыхнула синеватая огромная полусфера, уходящая далеко вверх и в стороны ровно по разрезам. Зашипел снег, поднимаясь столбом пара, канавка мгновенно наполнилась водой – и вдруг в щите открылся подрагивающий и зло потрескивающий искрами проход, а меня потащили дальше. К скале, в которой уже видна была узкая расселина – я хорошо ободрала куртку, протискиваясь в нее, прежде чем попасть в низкую пещеру. Маленькую, неприметную – как раз подходящую для того, чтобы прибить и спрятать одну дурную на всю голову принцессу. И не найдут ведь.
«А если выберешься, если получится спастись, то тебя прибьют сестры. Так что ты все равно смертница».
Дыхание от мысли о доме перехватило, я зло смахнула выступившие слезы и шагнула за Львовским дальше – пещера расширялась, спускалась вниз неровным коридором. Было сыро и холодно, и даже зажженный магом светлячок не спасал от страха и удушливой тяжести горы над головой. Я ускорилась и подошла почти вплотную к Львовскому. Хоть какая-то живая душа, пусть и злодейская.
Здесь, под давящей толщей камня, от которой хотелось втянуть голову в плечи, а ноги становились ватными и непослушными, вдруг остро начали ощущаться мое одиночество и уязвимость. Как я, оказывается, быстро привыкла к тому, что в последние месяцы за моей спиной встала не только любящая и могущественная семья, но и охрана, и Мартин. Сейчас ко мне вдруг вернулось чувство, преследовавшее меня все семь лет до коронации Василины, – что нужно стоять за себя, что ты одна на передней линии фронта.
«Разнылась. Давай поплачь еще».
Я сердито фыркнула, нащупала в кармане брюк зажигалку и распечатала пачку сигарет. Львовский покосился на меня, но ничего не сказал. А табачный дым и согрел, и успокоил, и даже настроил на умиротворенный лад. Я крутила головой, пытаясь запомнить путь, но потом плюнула. Сама я здесь обратно никогда не пройду.
Тонкие и узкие коридоры спускались и поднимались, разветвлялись, сворачивали то вправо, то влево. Вниз то и дело отходили ответвления, из которых тянуло теплом, но меня вели дальше. Кое-где на стены крепились светильники, освещавшие подземелье страшноватым красным светом, но в основном мы шагали в такой тягостной темноте, что мне все время казалось: сейчас на нас из очередного ответвления точно кто-нибудь бросится.
– А где мы? – не выдержала я. Звук собственного голоса немного успокоил.
– Под горой, – сухо ответил Львовский, ускоряя шаг.
– Содержательный ответ.
Он промолчал. Под моей ногой что-то хрустнуло, и я едва удержалась, чтобы не взвизгнуть. Руки от нервов были влажными, и я вытерла ладонь о куртку.
– И почему злодеи всегда выбирают такие жуткие места?
– Вы еще не видели жутких мест, ваше высочество. – Нет, он правда пытается от меня убежать! Я на ходу прикурила вторую сигарету и тоже ускорилась.
– Может, скрасите нашу увлекательную прогулку и расскажете, что вам нужно?
– Вам всё объяснят, – раздраженно пробурчал маг. – Потерпите. Немного осталось.
