– Горгульи[29], – сказал Жаба.
Его рука теперь опухла и покраснела; он жаловался на боль.
Штернберг по секрету сказал, что, по его мнению, Жабу стоит отослать обратно в форт Бентон, где армейский хирург сможет ампутировать ему руку с помощью виски и костной пилы. Но никто не упомянул об этом Жабе.
Размах скальных образований на пустошах Джудит был грандиозен. Огромные утесы – Коп называл их «обнажениями» – достигали сотен футов высоты, а местами вздымались на тысячу футов. С пастельными розовыми и черными полосами скал этот край отличался застывшей пустынной красотой. Но то была жестокая земля: поблизости было мало воды, а имевшаяся по большей части оказывалась солоноватой, едкой, отравленной.
– Трудно поверить, что некогда тут лежало огромное внутреннее озеро, окруженное болотами, – сказал Коп, глядя на мягкие обводы скалы.
Коп всегда словно видел больше, чем другие. Коп – и Штернберг: у этого упрямого охотника за окаменелостями был наметанный взгляд исследователя равнин, и он всегда как будто знал, где найти дичь и воду.
– Воды нам здесь хватит, – предсказал Штернберг. – С водой проблем не будет. Проблемы будут с пылью.
В воздухе и вправду чувствовалось жжение, но остальных оно не беспокоило так сильно. Их непосредственной задачей было отыскать место для лагеря рядом с подходящими для раскопок местами.
Передвигаться с фургоном по земле, не видя на ней следов других фургонов, оказалось трудным и порой опасным делом. Еще отряд нервничал из-за индейцев, потому что замечал вокруг множество следов их присутствия: отпечатки копыт, брошенные костры, время от времени – скелеты антилоп. Некоторые костры выглядели свежими, но Штернберг изображал полное равнодушие. Даже сиу были недостаточно сумасшедшими, чтобы надолго оставаться в пустошах.
– Только сумасшедший белый человек проводит тут все лето, – засмеялся он. – И только сумасшедший богатый белый человек проводит здесь каникулы!
Он хлопнул Джонсона по спине.
Два дня они толкали фургон вверх по холмам и подпирали его, спускаясь вниз с холмов, до тех пор, пока Коп не объявил, что они в подходящих для раскопок краях и смогут разбить лагерь в ближайшем хорошем месте, какое найдут. Штернберг предложил вершину ближайшего холма, и они в последний раз втолкнули фургон наверх, кашляя от поднятой колесами пыли.
Жаба, не в силах помогать другим из-за распухшей руки, спросил:
– Чуете костер?
Но никто не чуял.
Когда они поднялись на вершину холма, перед ними открылся вид на равнины и на извилистый ручей, вдоль которого росли тополя. И, насколько хватало глаз, виднелись белые типи, а из каждого поднималась струйка дыма.
– Бог ты мой, – сказал Штернберг.
Он быстро прикинул, сколько их там.
– Сколько, по-вашему? – спросил Исаак.
– Думаю, больше тысячи типи. Бог ты мой, – снова сказал Штернберг.
– Уверен – мы покойники, – заявил Исаак.
– А то, – сказал Каравай Хилл и сплюнул.
Штернберг так не думал. Вопрос заключался в том, какое из индейских племен здесь расположилось. Если сиу, Исаак прав – они все равно что покойники. Но считалось, что сиу все еще должны быть дальше к югу.
– Какая разница, где им полагается быть? – спросил Каравай. – Они здесь, и мы тоже здесь. Это все Маленький Проныра, он привел нас сюда…
– Довольно. Давайте приступим к нашим делам, – сказал Коп. – Разобьем лагерь и будем вести себя естественно.
– Только после вас, профессор, – сказал Каравай.
Было трудно вести себя естественно, когда внизу на равнине раскинулась тысяча типи, а при них – лошади, костры, люди. Конечно, группу Копа уже заметили; некоторые индейцы показывали на них и жестикулировали.
К тому времени как люди разгрузили фургон с кухонной утварью и начали разводить на ночь костер, группа всадников с плеском промчалась через ручей и поскакала вверх, к лагерю.
– Они едут сюда, ребятки, – пробормотал Каравай.
Джонсон насчитал двенадцать всадников. Его сердце сильно колотилось, когда он слушал, как приближаются лошади. Индейцы были великолепными наездниками, они скакали быстро и непринужденно; за ними клубилось облако пыли. Приближаясь, они дико вопили и кричали.
«То были мои первые индейцы, – позже вспоминал Джонсон. – И мной в равной мере одолевали любопытство и ужас. Признаю, вид клубящегося облака пыли и дикие вопли усилили последнее чувство, и в тысячный раз за это путешествие я пожалел о своем необдуманном пари».
Теперь индейцы были близко и скакали вокруг фургона, вдохновенно вопя. Они знали, что белые люди боятся, и наслаждались этим. В конце концов они
