Джонсон схватил свой второй пистолет и неумело разрядил оба.
Он услышал звук раскалывающегося дерева, стоны, стук падения, а потом, кажется, открылась дверь.
Он помедлил, перезаряжая оружие, нащупывая патроны в темноте. Он слышал дыхание – он не сомневался в этом и очень нервничал. Он представлял, как убийца сидит на корточках, прислушиваясь к паническому дыханию Джонсона, прислушиваясь к щелканью патронов, вставляемых в обойму, сосредоточившись на звуке, определяя, где находится Джонсон…
Он закончил перезаряжать пистолеты. Но ничего не происходило.
– О, Кармелла, – раздался печальный и усталый голос. – Я знаю, что я был…
Человек дышал теперь с трудом.
– Если бы я только мог нормально вздохнуть…
Он закашлялся и пнул пол. Раздался хрипящий звук, человек словно давился. А потом – ничего.
Джонсон записал в своем дневнике: «Тогда я понял, что убил человека, но в комнате было слишком темно, чтобы разглядеть, кто это. Я ждал на полу, держа наготове пистолеты на тот случай, если другой стрелок вернется. Я решил сначала стрелять, а уж потом задавать вопросы. Но тут я услышал, как мистер Перкинс, хозяин отеля, окликает меня из вестибюля. Я отозвался и сказал, что не собираюсь стрелять. Тогда он появился в дверях с лампой, осветившей комнату и пол. Здесь лежал мертвым крупный человек, его кровь расползлась под ним влажным ковром».
В широкой спине мужчины было три аккуратные пулевые раны.
Перкинс перевернул тело и в оплывающем свете лампы посмотрел в невидящие глаза Клема Кэрри.
– Мертвее мертвого, – пробормотал Перкинс.
В коридоре зазвучали голоса, а потом в дверной проем просунули головы несколько человек и с глупым видом вытаращили глаза.
– Двинься, ребята, двинься!
Судья Харлан грубо растолкал зевак и вошел в комнату.
«Наверное, Харлан в плохом настроении, потому что его вытащили из постели», – подумал Джонсон.
Оказалось, ничего подобного.
– Я оставил замечательную игру в покер, – сказал судья, – чтобы разбираться здесь с убийством.
Он уставился на тело.
– Это Клем Кэрри, не так ли?
Джонсон ответил, что так.
– По мне, общество ничего не потеряло, – сказал судья. – Что он здесь делал?
– Грабил меня, – ответил Джонсон.
– Следовало бы догадаться, – сказал судья Харлан.
Он отпил из фляжки и протянул ее Джонсону.
– Кто его пристрелил?
Джонсон ответил, что это сделал он.
– Что ж, – проговорил судья, – по-моему, все в порядке. Единственная закавыка: вы выстрелили ему в спину.
Джонсон объяснил, что было темно и он ничего не видел.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответил судья. – Но дело в том, что вы выстрелили ему в спину трижды.
Джонсон сказал, что вообще не собирался никого убивать.
– Уверен, что так. Со мной у вас проблем не будет, но, когда об этом услышит Черный Дик (завтра или на следующий день, в зависимости от того, в городе ли он), у вас могут возникнуть неприятности.
Такое уже приходило Джонсону в голову, и ему не хотелось думать об этом слишком долго.
– Вы собираетесь покинуть Дедвуд? – спросил судья.
– Пока нет, – ответил Джонсон.
Судья Харлан сделал еще один глоток из фляжки.
– Я бы уехал, – сказал он. – Лично я уехал бы еще до рассвета.
После того как толпа ушла, Сэм Перкинс сказал, трогая дыры от пуль на стене:
– Ну, будь я проклят! Горячей работенкой вы тут занимались, мистер Джонсон, уж это точно.
– Кости им не достались.
– Так-то оно так, но вы вытряхнули посреди ночи из постелей всех моих постояльцев до единого, мистер Джонсон.
– Сожалею об этом.
– Эдвин, ночной служащий, так перепугался, что намочил штаны. Я не шучу.
