браконьерствовать.
Мы покинули дом и быстрым шагом направились в сторону озера, откуда раздавался лай собак. Вскоре послышались и человеческие голоса.
– Это вы, господин Аглинберри? – кто-то окликнул его по имени, и среди зарослей блеснул луч фонарика.
– Да, – коротко ответил наш хозяин. – А кто вы, черт возьми, и что вы здесь делаете?
– Мы из Торнвуда, сэр, – сказал человек, и мы увидели, как из-под темного пальто мелькнули белые больничные одежды. – Сумасшедшая девушка, Мэри-Энн, сбежала около часа назад, и мы ищем ее с гончими. Она совсем сошла с ума после вашего посещения, пришлось ее связать. После инъекции она успокоилась. Сестра принесла в ее комнату ужин, а она вдруг проснулась, отшвырнула ее к стене так, что у той чуть ребра не захрустели, и сбежала. Она не могла уйти далеко босоногая.
– Вот черт! Это чересчур! – разъярился Аглинберри, ударив тростью по ближайшему кусту. – Мало того, что мое поместье наводнено цыганами, что о нем ходят гнусные сплетни, так еще сюда добираются сумасшедшие! Надеюсь, вы отыщите ее! – бросил он через плечо, повернувшись к дому. – И Бога ради, держите ее в Торнвуде, я не хочу, чтобы она здесь шаталась!
– Мсье… – начал было де Гранден, но Аглинберри оборвал его.
– Да, я знаю, что вы скажете, – бросил он. – Женщина-призрак будет охранять меня от сумасшедших, как это было с цыганом, так, что ли?
– Нет, друг мой, – начал де Гранден с удивительной мягкостью. – Я не думаю, что вам нужна защита от бедной безумной, но…
Он остановил себя на полуфразе, потому что его внимание привлек некто, спешащий к нам через небольшую поляну.
– Мой Бог! – воскликнул Аглинберри. – Это она! Сумасшедшая девушка!
Казалось, он сам сошел с ума. Он бросился к фигуре в белой одежде, размахивая тяжелой тростью.
– Я разберусь с ней! – кричал он. – Пусть она буйная, я разберусь с ней!
В следующий момент, уже на полпути к маньячке, его трость готова была нанести удар. Любой студент-медик, владеющий основами знаний о безумии, мог бы сказать ему, что лунатиков нельзя пугать. Тяжелая трость зависла в воздухе, словно легкая соломинка: маньячка бросилась к Аглинберри, потом остановилась в дюжине футов и протянула к нему тонкие руки.
– Джон, – позвала она тихо, с загадочной, экзотичной густой вибрацией голоса. – Джон, сахиб, это я!
Лицо Аглинберри изменилось – как у человека, внезапно разбуженного ото сна. Удивление, недоверие, радость – словно у помилованного преступника, освобожденного от петли, – промелькнули на его лице. Грозная дубина упала с мягким стуком на торф. Он прижал стройное тело сумасшедшей к своей груди и покрыл ее лицо поцелуями.
– Амари, моя Амари! Амари, возлюбленная моя! – напевал он, всхлипывая. – О, моя любовь, моя драгоценная, драгоценная любовь! Я нашел тебя, нашел, наконец!
Девушка засмеялась, и в этом смехе не было намека на безумие.
– Не Амари – Мэри-Энн в этой жизни, Джон, – сказала она ему, – но – твоя, Джон-сахиб, где бы мы не стояли, рядом с Гангом или Гудзоном, вечные возлюбленные.
– Ага, вы взяли ее, сэр! – из чащи выбежали двое служащих лечебницы с собаками на поводках. – Держите ее крепче, пока мы не упакуем ее в смирительную рубашку!
Аглинберри спрятал девушку за себя и выступил вперед.
– Вы не получите ее, – объявил он твердо. – Она моя.
– Ч-что? – запнулся служащий, повернулся к подлеску и позвал спутника. – Эй, Билл, сюда, здесь их двое!
– Вы не возьмете ее, – повторил Аглинберри еще двоим служителям, подоспевшим на помощь. – Она собирается остаться со мной. Навсегда!
– Послушайте, сэр, – заявил самый главный. – Эта девушка опасная лунатичка, она вечером чуть не убила сиделку. Она лечится в Торнвуде. И мы пришли, чтобы забрать ее обратно.
– А вот это – через труп Жюля де Грандена, – прервал его француз, когда тот двинулся вперед. –
Человек поколебался мгновенье, потом пожал плечами.
– Ну, тогда вас и похоронят, если что-то случится, – предупредил он. – Завтра доктор Уилтси начнет судиться, чтобы вернуть ее. Вам не выиграть.
– Ха, мне не выиграть? – мелкие зубы француза блеснули в лунном свете. – Друг мой, вы не знаете Жюля де Грандена. Нет в мире такой комиссии по определению лунатизма, в которой я не доказал бы ее вменяемость. Я объявляю о ее излечении, а на мнение Жюля де Грандена из Сорбонны не следует чихать, уверяю вас!
Аглинберри же он сказал:
– Поднимите ее, друг мой, заберите и несите в дом, чтобы камни не поранили ее нежные ножки. Мы с доктором Троубриджем пойдем следом и будем защищать вас.
– Бога ради, де Гранден, объясните, что все это значит? – спросил я, следуя за Аглинберри и девушкой в дом.