Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

Мы – два утомленных путешественника, заблудившиеся среди этих лесов и не имеющие путеводителя. Не будете ли вы столь великодушны позволить нам провести ночь под вашим кровом?

– О, что это? – воскликнул тот, увидев маленького француза. – Что вы хотите? Переночевать? Нет, нет, это невозможно. В моей школе это не принято. Никаких мужчин здесь быть не может.

– Ах, но мсье, вы забываете, что вы уже здесь, – логично ответил де Гранден. – Что нарушит наличие гостей мужского пола в замечательной школе искусств, когда ее репутация и так разрушена? Конечно, джентльмен, столь увлеченный красотой, как мсье, вызывал бы много пересудов, если бы не был столь безупречен. И кто же осудит мсье, если он сердечно разрешит двум странникам – двум медикам – переночевать в его доме? Разрешите представиться, мсье: я – доктор Сорбонны Жюль де Гранден, а со мной – доктор Сэмюэль Троубридж из Нью-Джерси. Мы оба полностью в вашем распоряжении, мсье.

Толстое лицо человечка собралось в сеть морщин при словах де Грандена. Он отвечал с самодовольной ухмылкой:

– О, вы оценили чистую красоту нашей школы? Я – профессор Джадсон, сэр, профессор Герман Джадсон из Школы Поклонения Красоте. Они – о! – эти молодые особы, которых вы видели здесь сегодня вечером, являются моими ученицами. Мы верим, что старинные идеалы древней Греции живут, воплощаясь сегодня, как и во всех прошедших столетиях. Мы утверждаем, что культ красоты древних греков жив и поныне. Мы считаем, что древние боги не мертвы – они являются тем, кто призывает их в древних ритуальных песнях и танцах. Сэр, мы – язычники, апостолы религии неоязычества!

С высоты своего роста, не превышавшей, впрочем, пяти футов и шести дюймов, он вызывающе взирал на де Грандена, ожидая возражений.

Улыбка француза сделалась обезоруживающе доброй и широкой.

– Великолепно, мсье! – поздравил он. – Даже слепому видно, что столь яркая индивидуальность, как вы, должна возглавлять, бесспорно, самую разумную философскую школу! Мастерство, с которым ваши ученицы исполняют танцы, свидетельствуют, что у них есть достойнейший учитель. Мы сердечно поздравляем вас, мсье! К тому же… – он снял с плеч рюкзак и поставил на пол, – вы, без сомнения, разрешите нам провести здесь ночь? Да?

– Ну… – профессор все еще боролся с сомнениями, – вы кажетесь более благодарными, нежели обычные современные варвары… Да, вы можете переночевать здесь, но должны будете покинуть нас утром – ранним утром, заметьте. Соседи не должны увидеть чужаков, выходящих отсюда. Понимаете?

– Отлично, мсье, – с поклоном ответил де Гранден. – И, если мы наберемся смелости, не могли бы мы чуточку злоупотребить вашим гостеприимством и попросить у вас немного простой пищи?

– Гм, а вы заплатите? – усомнился хозяин.

– Без сомнения, – ответил де Гранден, разводя руками. – Было бы весьма мучительно предположить, уверяю вас, что мы могли принять гостеприимство великого профессора Эрмана Жадсона без соответствующего вознаграждения.

– Очень хорошо, – согласился профессор, поспешил к дверям в дальнем конце залы и через несколько минут возвратился, держа поднос с холодной телятиной, спелыми яблоками, ломтем белого хлеба и кувшином вина – более крепкого, чем позволял закон.

– Ах, друг мой Троубридж, – похвалялся де Гранден, запивая бутерброд вином. – Разве я не говорил вам, что мы обретем здесь ночлег?

– Конечно, вы исполнили обещание, – согласился я, дожевывая телятину, распаковывая рюкзак и готовя подушку из свернутого жакета. – До утра, старина.

– Прекрасно, – ответил он, – пойду покурить на улице и вскоре присоединюсь к вам.

Мне удалось поспать час или немного больше: меня разбудили настойчивые толчки в бок и отчаянный шепот в ухо.

– Троубридж, Троубридж, друг мой, – тихо шептал Жюль де Гранден. – Боюсь, этот дом совсем не то, что мы думали…

– А, в каком смысле? – пробормотал я, садясь в полусне и оглядывая полутемный зал.

– Ш-ш-ш, не так громко, – предостерег он, наклонился ближе и проговорил: – Вы знаете происхождение английского слова «паника», друг мой?

– Что? – с досадой ответил я. – Вы разбудили меня, чтобы обсудить этимологию слова? И это после тяжелого дня? Боже мой, люди…

– Отвечайте! – резко приказал он, и тут же смягчил тон. – Пожалуйста, скажите мне, откуда произошло это слово?

– Повесьте меня, если я знаю, – ответил я. – Я сам повешусь, если узнаю. Пусть оно пришло к нам с островов каннибалов, или там еще откуда…

– Тихо! – скомандовал он, затем поспешно продолжал: – В древние времена, когда бывало всякое, друг мой, Пан, бог Природы, был для людей вполне реальным. Они были уверены, что тот, кто увидит Пана после сумерек, немедленно умрет. Поэтому и теперь человека, охваченного слепым, безотчетным страхом, мы называем «паникером». Что из этого следует? Помните, друг мой, молодая особа, встретившаяся нам, сказала, что видела, купаясь, в кустарнике усмехающееся лицо Пана?

– Согласен, – ответил я, откидывая голову на импровизированную подушку и собираясь заснуть.

Но он резко встряхнул меня за плечо.

– Послушайте, друг мой, – настаивал он. – Я вышел на улицу покурить, встретил одну из прекрасных молодых женщин, посещающую сей храм нового язычества, и вовлек ее в беседу. От нее я услышал много, и кое-что не понравилось моим ушам. Например, я узнал, что этот профессор Герман Джадсон – весьма недопонятый человек. О, да! Юристы неправильно понимали его много раз. Сначала они не поняли его и поместили в тюрьму за обман легковерных