быстро проговорил он, – давай заправимся сначала, а там будет видно. Всякой машине сначала – топливо в бензобак, потом все остальное.
Они заканчивали завтракать, ели уже, как положено по французским правилам – после всего остального, сыр в ароматной опушке белой плесени, нарезая его треугольными ломтиками на специальной круглой дощечке, когда трубка радиотелефона на банкетке рядом со стулом Владислава залилась звонком.
Лицо у Владислава сразу пришло в движение, губы подобрались, брови поднялись вверх, напряглись крылья носа. Если он и не ждал какого-то неприятного звонка, то, во всяком случае, был готов к нему.
– Ви! – сказал он, поднося трубку к уху.
Но там, видимо, говорили по-русски – больше Владислав по-французски не произнес ни слова. Собственно, он почти и не говорил, в основном, слушал. Только время от времени – междометия, отдельные слова, обрывчатые фразы, из которых Маргарита, сколько ни напрягалась, не могла понять ничего.
– О кей, – произнес он напоследок, отключил трубку и, положив обратно на банкетку, посмотрел на Маргариту. Явно намереваясь ей что-то объявить.
– Я вся внимание, – вытянулась Маргарита на стуле.
– Ко мне сейчас приедут, – сказал он.
И смолк.
– Замечательно. – У Маргариты внутри все возликовало. О, ей ужасно хотелось какого-нибудь общества, новых лиц, общих разговоров. Быть одной и одной с утра до вечера, ни с кем, кроме любовника, за две с лишним недели не перекинуться словом!.. – В морозилке есть круасаны – я их сейчас поставлю в духовку, есть фрукты, конфеты. Кофе сварю…
– Ты не поняла, – осадил ее Владислав. – Ко мне придут, и ты должна уйти. Мне нужно поговорить. Выйди погуляй.
Выйди погуляй?! Сменой ликованью в Маргарите все встало на дыбы. Но внешне она постаралась этого не показать.
– Ты мне что, не доверяешь? Опасаешься меня?
– Я тебе сказал: выйди! – повысив голос, повторил Владислав.
– А если не уйду?
– Уйдешь.
Лицо у Владислава, как переменилось, когда раздался звонок, так и оставалось таким: подобранные губы, вздыбившиеся брови, напрягшиеся крылья носа. В нем не осталось и следа того, который ей понравился тогда, без малого три года назад в клубе – открытого и веселого. Жесткая, неуступчивая решительность была в нем, холодная хищная ястребиность. Но все же Маргарита не могла сдаться так быстро. Слишком это было унизительно. Невероятно, как унизительно.
– Что за бред! – рассмеялась она. – Кто бы к тебе ни приезжал… Даже если ты не хочешь, чтоб я присутствовала… я просто отсижусь в дальней комнате, и все! Что значит, выйди?!
– Заткнись! – Владислав встал, звучно двинув стулом по полу, и ударом ноги запнул его под стол. – Пять минут на сборы – и чтоб вымелась. Через десять минут у меня здесь уже будут.
Пытаться настоять на своем после такой его лексики было еще унизительнее, чем подчиняться его приказу.
– «Беретту» свою только, если что, не вытаскивай, – сказала Маргарита, поднимаясь из-за стола. – Поостерегись. У них, наверное, тоже есть.
Надо же было хоть что-то сказать.
Владислав не ответил.
Нырнуть в джинсы, захлестнуть на себе первую попавшуюся под руки блузку, влезть в курточку – на все хватило и двух минут. Покидать в сумочку вещи – полминуты.
– На, возьми, – открыв перед Маргаритой стальную дверь, сунул ей в руки мобильный телефон Владислав. – Освобожусь – позвоню. А раньше сюда – чтоб ни ногой.
Наружную дверь, на лестницу, Маргарита открывала сама.
Выйдя из подъезда, она дошла до угла дома, встала за ним и стала наблюдать. Владислав сказал правду: большая, тяжелая, видимо, американская черная машина, высматривающая себе стоянку около дома, появилась не более, чем через пять минут, как Маргарита заняла свою позицию. Места около дома припарковать машину не было – не втиснуться и мухе, – и американская громада проехала дом, проплыв в каком-нибудь десятке метров от Маргариты, свернула на перекрестке, медленно покатила вдоль косяка машин, стоявших там, и там свободное место нашлось. Спустя минуту мимо Маргариты прошли трое мужчин. Один, осадистый, коренастый, – лет пятидесяти, двое других – как Владислав. Даже если бы они не перебрасывались на ходу отдельными репликами на русском, Маргарита все равно определила бы в них русских. Все трое были одеты с тем шиком, с каким, успела она уже заметить, никто в Париже не одевался. Еще один человек, которого она знала в Париже, одевался так же: Владислав.
Все же Маргарита постояла, прячась за углом, еще, подождала – куда направится троица. Троица остановилась у подъезда, из которого она только что вышла. Потопталась немного на ступенях, дожидаясь, когда домофон ответит, и еще немного спустя дверь открылась, и они один за другим исчезли внутри.
