составах, не на сегодня, так впрок. Магичка охотно раздавала и склянки, и советы: какую травку заварить себе, чем выходить недужную скотину, как извести вездесущий пырей и как удачно подгадать вязку коз…
От былой подозрительности соседей не осталось и следа – напротив, приезд Уммы был встречен с большим воодушевлением: самый настоящий обученный маг появился в забытой Божиней деревне да помогает всем забесплатно! И не кто-нибудь, а наша, своя, ишь какая выросла умница да красавица! Подумать только, и это ее мы лозиной гоняли от своего малинника! Умма тоже помнила про лозины и малинники, но зла не держала. Уже не ребенок, в самом-то деле. Да и кто поможет этим людям, если не она?
Магичка видела, что родители исподволь наблюдают за ней и за соседями. Сначала колыхалась занавесь на окне, потом мать выглядывала из-за двери. Затем оба принялись ходить туда-сюда по двору, всякий раз проходя неподалеку от Уммы. Девушка уселась на бревнышке на том самом месте, где прежде стояла ее любимая лавочка. Мать все старалась подобраться поближе, отец пришел набирать воду из колодца, сказав, что нужно напоить ослика. Он так медленно крутил ворот и так придирчиво изучал содержимое ведра, что Умме даже стало смешно.
К вечеру, когда соседи разошлись, отец тоже ушел в дом, а мать выскочила со двора и рысью потрусила дальше по улице.
Умма поднялась со своего бревнышка, потянулась, прошлась туда-сюда. Привычно сделала глубокий вдох и расстроилась, что воздух не пахнет петуниями.
И зачем она приехала? Не для того же ее позвали, чтоб соседям помогать. И не потому, что одумались и соскучились, теперь это ясно.
Эх, был бы здесь Эннь – он бы все рассказал. Но хатник ушел, выполнив данное неугомонной бабке-магичке обещание «позаботиться о том, кто унаследует дар, отправив его в Школу или к бдыщевой матери под хвост, лишь бы подальше от этого гиблого места», и спрашивать было некого.
Мать до позднего вечера не вернулась, отец избегал магички, и в конце концов она просто отправилась спать – голодная, ничего не понимающая и твердо решившая назавтра уехать обратно в Хофор.
Как у многих магов, у Уммы было прохладное отношение к детям. Малыши пугали ее шумностью, суетностью и неопрятностью, чужих она сторонилась, своих заводить не хотела. Злоязыкий Шадек даже уверял, что Кинфер и Умма сошлись лишь потому, что у эльфов с человеческими женщинами не появляются дети.
Утром в комнате магички появилась конвоируемая матерью Ласса, привела светловолосого мальчишку и заявила:
– Это Аррин, мой старший, ему шесть. Ты-то и не знала, что у тебя уже три племянника!
«Откуда мне было это знать, если вы мне ни слова не написали?» – мысленно возмутилась магичка, но вслух не сказала ничего, лишь поморщилась.
Ни сама новость, ни мальчишка не вызвали у нее добрых чувств. Она сидела на кровати и смотрела на ребенка. Он стоял перед ней, посреди комнатушки, а мать и сестра – позади мальчика.
– Аррин болен, – добавила Ласса.
Ребенок не выглядел недужным. Худой, загорелый, глаза живые, ярко-голубые. Густые льняные волосы завивались над ушами упругими колечками. Ногти чистые – недавно бегал на речку купаться. Ноги в синяках и царапинах, обычных для непоседливого шестилетнего мальчишки. На Умму он глядел с деланным равнодушием, через которое прорывался плохо скрытый восторг: настоящая магичка из города, да к тому же тетка родная!
– Он выглядит здоровым, – в конце концов сказала Умма. – А даже если болен – так я не лекарь. Почему не отвезешь его в город? Что с ним?
– Я здоровый, – подтвердил паренек, оборачиваясь к матери. Он немного шепелявил: детский передний зуб у него уже выпал, а взрослый еще не вырос.
Ласса криво улыбнулась. Умма видела, что она сторонится сына.
– Он больной. И в городе такое не лечат.
– Потому как не желают, – взяла слово мать, до сих пор с видимым трудом сохранявшая молчание, – хотят, чтоб все ненормальными были. Посдурели в своих городах, нам такое не надобно!
– Какое? – Умма подавила недостойный мага порыв отодвинуться подальше от ребенка.
– Там и занесли заразу, в городе вашем, – отец стоял на пороге комнаты, прислонившись плечом к двери, – а где еще? Неча было ездить!
– Я здоровый! – повторил Аррин и посмотрел на тетку. – Скажи им!
– Мы потому так ждали, что ты приедешь, Уммушка, – зачастила Ласса, – ты не поможешь – никто не спасет! Ты ж родная кровь, должна у тебя быть крохотка жалости!
– Да что случилось-то? – запаниковала магичка. – Я не лекарь, я не вижу на нем никаких болячек, кто-нибудь скажет, что с ним?
– От пакость, – мать сунула большие красные ладони в карман затертого передника, – а еще лопочут, будто бы дурень дурня за полперехода приметит.
– Свихнутый он! – бухнул отец. – Такой же, как ты. Жили, не тужили – и на тебе ворону в суп. Говори, чего делать, как заразу одолеть!
Умма еще несколько вздохов смотрела на отца, потом медленно перевела взгляд на ребенка. Он смотрел на тетку, чуть наклонив голову, выжидательно. Было видно, что мальчишка ждет от нее чего-то – наверное, что она, такая ученая и взрослая, образумит других взрослых, не таких ученых. Ясно же, что он, Аррин, ничуточки не болен, и незачем так яриться!
