Финский дом

Солдатик налил мне очередную кружку чая, щедро долил в глубокую алюминиевую тарелку сгущенки. Не забыл и про себя. На толстый ломоть белого хлеба намазал погуще, и смачно жевал нехитрое солдатское лакомство.

– Почитать есть что-нибудь? – спросил я солдата.

– Да вот какую-то хрень с гуманитаркой прислали.

Я взял книжку с оторванной обложкой и открыл наугад. На странице, очевидно, в качестве эпиграфа было начертано:

«Пока свет с вами,

Веруйте в свет,

Да будете сынами света.

И.Н. 12,36»

В кадре рыночная площадь в одном из районов Грозного. С краю расположилась полевая кухня, окруженная в основном женщинами и детьми. На площадь влетает БТР, с которого ссаживается целый десант журналистов. Слышна английская речь. Увидев иностранных журналистов, чеченцы, стоявшие в очереди за гуманитарной похлебкой и буханкой хлеба, окружили телевизионщиков, слышны выкрики: «Все разворовали…», «Геноцид чеченского народа…», «Русские захватчики… Преступления…»

Но когда чеченки отпустили журналистов и вернулись к МЧСовским полевым кухням, к журналистам робко приблизились русские старики. Говорили они гораздо тише чеченцев: «Они же нас резали, как овец…», «У них в каждом доме рабы были…», «Они же раньше с кинжалами ходили, а теперь с автоматами…», «Это они сейчас мирные жители, а ночью мины ставят…»

Камера наплывает на журналиста с микрофоном и чеченского милиционера перед ним. Милиционер говорит:

– А Грозный восстанавливать не надо – только деньги разворуют! У нас в роду свой пророк был. Так вот он еще пятьдесят лет назад сказал: «Город на проклятом месте стоит. Он пропадет, и через пятьдесят лет люди будут ходить по кустам, и говорить: здесь был Грозный!» Тут нефть добывать надо. Знаешь, здесь в туалете нефть пробивается…

Кадр меняется: журналист стоит на колене, перед ним замызганная чеченская девочка лет пяти испуганно прижимает к груди буханку хлеба.

Голос за кадром:

Этот чеченский милиционер совсем не похож на чеченца в обобщенно-привычном представлении. Рыжеватый, глаза голубые, совсем не горбоносый, да и размер носа весьма посредственный. Из какого, он сказал, тейпа?..

…Я нашел фотографию отца случайно, в комоде, под слежавшимся, пахнущим смесью крахмала и нафталина бельем. Мне было лет шесть, и я ни черта не запомнил. Запомнил только, как мать молча отобрала эти черно-белые снимки с красивыми резными зубчиками по полям и, не отвечая на мои вопросы, унесла. Может быть, отец жил здесь, в Грозном. Ходил на работу, может быть, женился, и у меня есть неизвестные мне братья и сестры. Наверное, был членом партии, может быть, был передовиком производства. Что он делал, когда к власти пришел Дудаев? Помнил ли он про свою оставленную в мордовских лесах любовь? Взял ли в руки автомат или уехал от войны куда подальше?

Почему, чьей волей непрочные нити людских судеб сплетаются и расплетаются в полотне жизни? Кто превращает размеренное светлое житье в серый хаос войны и беспорядка? Стоял себе красивый белый южный город, жили в нем люди, дружили, влюблялись, в гости друг к другу ходили. Что же произошло? Почему так легко раскачалось в человеке звериное, почему с такой легкостью вчерашний милый добрый человек – душа компании – выплескивает в мир всю свою нетерпимость, зависть, жадность и злобу…

Будни (Военная комендатура в Аргуне)

В кубрике доктора Самкова чисто и уютно. Стеллажи с медикаментами, топчан, две железных кровати, в углу газовая печка. Меня привели к нему вечером «на подселение», и он спокойно указал мне на кровать:

– Спать будете здесь…

Утром в лазарет заскочил командир разведчиков Макс, похвастался доктору:

– Мы уже железа в свою комнату натаскали!

– Зачем?

– Заниматься. Повышать свою физическую немощь!

Доктор тоже озабочен натаскиванием в свой медкубрик всяческого «железа». Все, что может пригодиться в хозяйстве, тут же попадает в поле зрения доктора и приспосабливается под дело. Веревочка? Пойдет и веревочка. Полочка? Тем более пригодится. И «жилье» доктора в считанные дни стало самым уютным, чистым и приспособленным для жизни и для работы в комендатуре. Может и поэтому тоже, сюда любят забежать «на огонек» офицеры.

Однажды вечером доктор организовал для меня просмотр видеоматериалов, изъятых у боевиков. Удивительно, с какой скрупулезностью боевики фиксировали каждый теракт, каждую смерть.

Вот по экрану телевизора ползет российский БТР с бойцами на броне. Молодые веселые лица, мирный горный пейзаж… Взрыв – и люди, словно тряпичные куклы, разлетаются в разные стороны, а автоматные трассы, протянувшиеся откуда-то из-за спины снимающего, добивают уцелевших. Вот другой сюжет. Молодой пленный офицер. Лейтенантик. Крупным планом его лицо, лицо человека, предчувствующего смерть, но надеющегося на чудо.