Даже заплакал. Совсем нервы расшатаны были.
Само собой, Вася после этой псевдомолитвы в мою дверь не постучался, хотя я, честно говоря, именно чего-то такого ожидал. Потому что ждать, получается, больше и нечего было – только чего-то такого.
И тогда решил я, наконец, включить себе эту самую видюшку, которую всё боялся посмотреть. Не знаю почему. Расковырять себя хотелось до чего- то.
Достал телефон. Вставил наушники. Уже палец над дисплеем занёс, чтоб нажать на «просмотр», и тут понял, что снова боюсь. Причём боюсь не того, чего обычно в этой видюшке боялся – увидеть человека за считанные минуты до его смерти, – а совсем другого. Боюсь музыки, которую Вася на этом видео играет. Жутко стало предчувствовать эту музыку, сердце забарабанило опять. Я в аптечный ящик. Наглотался валерьянки, корвалола, валокордина, валидола – всего, что про сердце. Снова сел. Какое-то подобие спокойствия на душе появилось (всё-таки есть оно в нас, химическое, таблеточное). Решил, что дай-ка я сначала посижу восстановлю события в своей голове, а потом уж посмотрю видео. И стал вспоминать.
Если б не Васина смерть, я бы вряд ли так подробно запомнил тот день. Ничего суперпримечательного в нём не было. Стандартные будни не до конца опустившихся алкоголиков и наркоманов. Собрались, как обычно, у Никиты – он один остался среди нас холостой, у него только и можно было вот так собраться. Курнули. И как-то вдруг магически звонки посыпались: эти захотели придти, те соскучились. Бывает такое – коллективное бессознательное. Может, с погодой связано как-то, не знаю.
Короче, знакомого и полузнакомого люду набралось в итоге человек двадцать – в основном, парни, но и девушек было человек пять. Среди них Машка, которую я до этого уже тыщу лет не видел. Машка – это для меня особенная девушка. Маленькая, красивая, умная. Очень независимая. Пьёт, дует наравне с парнями. У меня когда-то с ней было, – разумеется, до жены. Но отношения не завязались, потому что сразу всё превратилось в какую-то дуэль. С ней только так, видимо, и можно. С ней быть – это значит с ней сражаться. Я это как-то не потянул, отошёл от неё. И почти сразу жена, ребёнок, семейная жизнь. Но всё равно, когда я вижу Машку, что-то внутри мощно возрождается. Аж мурашки от неё, от её близости. Конечно, я виду стараюсь не подавать. Постёбываюсь над ней, как будто мне легко. Она, как всегда, мастерски парирует. Но мне кажется, всё она понимает. Мне до сих пор часто снится, как я всё на свете бросаю – жену, сына, работу, – лечу к ней и мы вместе сбегаем. Навсегда, куда глаза глядят. Автостоп, море, дожди, всякие опасности, алкоголь, наркота, экзистенциальное одиночество и прочая красота. А в конце, наверное, чья-то смерть. Для завершённости композиции. Вся эта красота у меня в голове чётко ассоциируется с Машкой – больше ни с кем. Я хожу после этих снов целый день как дурак, ничего делать не могу. Будто ветром подуло из параллельной реальности. При этом я понимаю, что эта параллельная реальность на самом деле никакая не параллельная. Машка живёт со мной в одном городе, больше того – у меня с ней было. И от этого едет крыша. Но окончательно она съезжает от той мысли, что ведь Машка согласилась бы со мной бежать. Я точно знаю.
Я, конечно, стараюсь эти мысли не развивать, отгоняю их сразу же. Хожу, отвлекаюсь, повторяю, как мантру: жена, сын, работа, работа, сын, жена. Вроде помогает.
Короче, получилась у нас в тот раз большая спонтанная тусовка. Вася, я думаю, подобные мероприятия не очень любил. А вот затесался как-то на свою беду.
Я с Васей познакомился через Никиту. Они в одной школе учились и жили в одном доме, через подъезд. Вася к нему регулярно захаживал. Это не удивительно: во-первых, Никита шарит в компах, а Вася тоже в них шарит, а, во-вторых, с Никитой легко. У него что на уме, то и на языке: может полную ерунду сморозить, а может и истину какую-нибудь изречь, – и всё это с одной и той же невозмутимой физиономией.
По-моему, Вася был слегка с аутичными наклонностями. Никита рассказывал про него, что он с детства паял у себя дома какие-то микросхемы, модельки клеил, радиоприёмники собирал. Гулять при этом практически не выходил. В классе изгоем был, от всех отхватывал, но как будто не особо из-за этого расстраивался, не плакал никогда. А потом от моделек и радиоприёмников перескочил каким-то образом на гитарные дела. Он ведь не только играл, но и делал электрогитары. Мне кажется, второе было для него и важнее где-то. Нет, играл он, конечно, тоже что надо, но как будто чего-то ему не хватало. Полёта какого-то, импровизации, не знаю. Не дотягивал он, в общем, до Хендрикса. То, как он сами гитары делал, меня лично поражало в нём гораздо больше.
Вообще, мы к Васе относились не очень серьёзно. Во-первых, он не курил, не пил, дурь никакую не употреблял. Ну, пива иногда мог бутылочку выпить под настроение. Во-вторых, нигде не работал. До самого конца его кормили родители. В-третьих, он никак не продвигался по своей гитарной части. То есть техника исполнительская (приёмы всякие, беглость пальцев) год от года росла, но росла как бы ни для чего. Мог бы, например, пойти образование музыкальное получить. Мог бы гитарами своими самодельными начать приторговывать, ну, или, на худой конец, в группке какой-нибудь поиграть. А он нет – сидел дома, бренчал, паял, строгал, как будто этого вполне достаточно.
Видок у него был тоже – не скажу смешной, но какой-то не от мира сего. Он вечно таскал одну и ту же джинсовку размера на два меньше, чем надо, одни и те же чёрные джинсы и «абидосовские» кроссовки с полосками. На фоне такого прикида слегка неуместными казались его длиннющие волосы, которые он отращивал незнамо сколько лет, – наверное, с того самого дня, как решил стать гитаристом. Они у него всегда были убраны в хвост и стянуты самой обыкновенной чёрной резинкой. Почему-то хвост получался супертонкий – толщиной с палец, наверное. Я таких тонких и не видел ни у кого. И длинный: он под конец уже мог бы его в штаны себе заправить. Смотришь на Васю спереди – парень и парень, только зализанный. А потом бац – а сзади
