Отыскав наконец кнопку, я надавила на нее большим пальцем. Прибежала сиделка.
– О, ты проснулась. – Она посмотрела на ленту кардиограммы. – Ты нас страшно напугала.
– Правда? – Я говорила в кислородную маску, и мой голос звучал приглушенно.
– Да. – Она встретилась со мной взглядом. – У тебя есть кто-нибудь, кому мы можем позвонить? Кто-то из близких?
Я обвела глазами палату и пыталась хоть что-то понять. Я действительно не понимала, что происходит.
– Это реанимация? – спросила я. – Что со мной было?
Сиделка продолжала проверять все мониторы.
– Ты находишься в отделении интенсивной терапии. Сейчас я позову доктора. Он ответит на твои вопросы.
Она оставила меня одну, и я ждала, как мне показалось, целую вечность, но скорее всего минут десять.
Наконец вошел доктор, немолодой коренастый мужчина с редеющими волосами и в очках без оправы. Он взял в руки мою историю болезни, лежавшую в изножье койки, и кратко проглядел. Потом поднял глаза на меня.
– Привет, Надия, – проговорил он, склонив голову набок. – С возвращением тебя!
– Я куда-то уходила?
– Да уж, уходила. – Он прошел вдоль моей койки и стал рассматривать кардиограмму. – Но нам удалось вернуть тебя назад.
Я вытаращила глаза и ничего не понимала.
– Когда ты вошла в приемный покой, у тебя произошла остановка сердца, – сказал он. – Теперь мы пытаемся выяснить причину, и я хочу задать тебе несколько вопросов.
Я опять вытаращила глаза, а на кардиомониторе участились сигналы. Я попыталась сесть.
– Не волнуйся и лежи спокойно, – сказал доктор и легонько толкнул меня, чтобы я не поднималась с подушки. – Ты не поможешь ни себе, ни своему ребенку, если будешь дергаться.
– А с моим ребенком все в порядке? – спросила я с надеждой.
– Твой ребенок не пострадал, – ответил он. – Мы вернули тебя к жизни меньше чем за минуту; рядом с тобой были акушеры. Ты и сейчас находишься под их наблюдением. – Он снова вернулся к кардиограмме. – Теперь давай поглядим, что мы можем выяснить. – Он наклонил голову и посмотрел на меня поверх очков. – У тебя были проблемы с сердцем?
– Нет, – ответила я, но тут же спохватилась. – Постойте, я родилась с дырой в сердце. Но она закрылась, когда мне было три или четыре года. С тех пор у меня не возникало никаких проблем. Я проверялась.
Он записал мои слова.
– Ты куришь?
– Раньше. Бросила в прошлом году.
– Сколько лет ты курила?
– С пятнадцати лет, – ответила я, – значит… двенадцать.
– В семье были заболевания сердца?
– Не знаю. Меня удочерили, и я никогда не видела своих родственников. – Я помолчала. – Разве только мою сестру-близняшку. Она живет в штате Мэн. Но она никогда не говорила о проблемах с сердцем.
Он кивнул.
– А как насчет наркотиков. Кокаин, мет…?
– Боже, о чем вы говорите? – воскликнула я. – У меня беременность! Я принимала фолиевую кислоту, вот и все.
Он выставил ладонь и сердито глянул на меня поверх очков.
– Что я тебе сказал? Нельзя волноваться.
Я сжала зубы, чтобы сдерживаться, потому что он внезапно стал меня раздражать своим обращением.
– Как вы чувствовали себя в последнее время? – спросил доктор, переходя на «вы».
– Не блестяще, – сообщила я. – В последние несколько недель я прибаливала.
– Опишите симптомы.
Я рассказала про больное горло, заложенный нос и жестокий бронхит.
– Я думала, что у меня пневмония. Мой доктор, когда я приехала к нему, сказал, что все пройдет само собой. Потом я стала задыхаться и чувствовать постоянную усталость. С трудом поднималась по лестнице.
– Трудно было дышать по ночам?
– Да. Поэтому я и приехала сюда.
Пока я рассказывала, он быстро записывал это в мою карту. Фоном нашей беседы был постоянный звук сердцебиения моей малышки на фетальном
