– Вы серьезно? – разозлилась я. – Вы только что назвали паразитом моего ребенка?
Он выставил перед собой руку.
– Я не собирался вас обидеть, но вы должны сознавать опасность, в которой оказались. Ваше сердце сейчас испытывает большие стрессы.
Я схватила маску и несколько раз глубоко вдохнула кислород. Этому доктору явно не хватало профессионального такта. Мне хотелось швырнуть в него подушку. Жаль только, что не было сил.
Я снова отложила маску в сторону.
– Скажите, доктор, я доживу до родов?
В это время в палату вошла темноволосая женщина в белом халате.
– А-а, доктор Миллс. – Доктор Вогн повернулся к ней. – Можно вас на минутку?
Они вместе вышли. До меня доносились еле слышные обрывки фраз. Я поняла, что они обсуждали за дверью мой случай. Через несколько минут они вернулись ко мне.
– Пациентка спрашивает, сможет ли она родить, – сказал доктор Вогн.
Я повернулась к доктору Миллс, стройной и привлекательной женщине. Вероятно, ей было около сорока. Она носила модные очки в черной пластиковой оправе, а ее длинные темные волосы были завязаны в конский хвост.
– Пациентку зовут Надия, – поправила его я.
Доктор Миллс улыбнулась и пожала мне руку.
– Я рада познакомиться, Надия. Кажется, у вас была нелегкая ночь.
– Это еще мягко сказано.
Она потрепала меня за плечо.
– Не волнуйтесь. Вы в хороших руках. Мы приложим все усилия, чтобы позаботиться о вас и о вашей малышке.
Тут доктор Вогн заявил, что ему нужно посетить других пациентов, и мы остались вдвоем с доктором Миллс. Мне не было жалко, что он ушел.
Доктор Миллс подвинула стул ближе к моей койке.
– Значит, миокардит?
– Да, – ответила я. – Не повезло мне.
Она с сочувствием глядела на меня.
– Вас интересует, сможете ли вы родить.
– Да.
– Ну… – Она помолчала. – Как специалист, я бы не советовала вам этого. Сейчас ваше сердце в таком состоянии, что у вас не хватит сил на нормальные роды. Я могу рекомендовать вам вот что: продержитесь следующие шесть недель, чтобы ребенок подрос и стал жизнеспособным. Тогда мы сделаем кесарево.
Я обдумала эту новость и тут же отбросила свои предыдущие планы, включавшие травяной чай и отказ от лекарств.
– Но если мое состояние ухудшится? – спросила я. – Мы сможем сделать кесарево раньше?
Мне нравилось, что доктор Миллс ничего не скрывала от меня, не пыталась меня утешить, а говорила все прямо.
– По статистике, – сказала она, – у плода сроком двадцать четыре недели шансы выжить составляют лишь шестьдесят процентов, а шансы на неблагоприятные последствия для умственного развития семьдесят процентов. Чем дольше ваша дочка пробудет у вас в животе, тем лучше для нее. Мне бы хотелось довести вас, по крайней мере, до тридцати недель, а если у вас не наступит ухудшения, то и до полного срока.
– Что вы скажете насчет пересадки сердца? – спросила я.
– Это сложная вещь, – вздохнула она. – Вероятнее всего, кесарево мы сделаем раньше.
Я пыталась представить, как я, такая слабая, выдержу серьезную операцию.
– Мое сердце работает лишь на двадцать пять процентов. Я не умру во время кесарева?
– Конечно, риск большой, – сказала доктор, – но вас будут оперировать блестящие специалисты. А после этого у вас появится больше сил для трансплантации сердца.
Я надела на лицо кислородную маску и послушала успокаивающий ритм фетального монитора.
– А если донор найдется быстро? – спросила я. – Ребенок перенесет трансплантацию сердца? Доктор Вогн как-то туманно говорил об этом.
У меня вообще создалось впечатление, что он был готов пожертвовать ребенком ради моего спасения.
Доктор Миллс пожала плечами.
– Лучше всего отложить трансплантацию и дождаться рождения ребенка.
Внезапно я почувствовала усталость и даже закрыла глаза.
– Ладно, – сказала я. – Давайте планировать кесарево.
