– Как это случилось? – спросил он. – Если не секрет, расскажи.
Я не собиралась делать из этого секрета. Более того, по непонятной причине мне хотелось поведать этому человеку все о моих отношениях с Надией, но я ограничилась фактами, касавшимися нашего удочерения. Потому что все остальное меня смущало и было не очень красивым.
– Наша родная мать умерла при родах, – объяснила я, – а наш биологический отец женился на другой и отказался от нас. Агентство, занимавшееся усыновлением, сочло разумным разлучить нас и сделало это.
Джекоб неодобрительно нахмурил лоб.
– Почему они решили вас разлучить?
– Из-за врожденного дефекта сердца у Надии, – объяснила я. – Я родилась здоровой, поэтому они решили поскорее пристроить меня в семью, а не держать нас обеих в приюте.
Он закрыл дверцу посудомойки и озабоченно посмотрел на меня, словно обдумывал далеко идущие последствия такого решения, которое не зависело от нас.
– Меня быстро взяла к себе потрясающая семья, – сказала я. – Мои родители были чудесными людьми, у меня были брат и сестра – тоже приемные. Мы до сих пор очень дружны.
– А что Надия? – спросил он. – Она тоже нашла хороший дом?
Я сняла полотенце и медленно вытерла столешницу.
– Ее никто не брал до тех пор, пока не закрылась дыра в ее сердце, а на это ушли годы. И ей не очень повезло. Ее приемные родители развелись, когда ей было девять лет, и с тех пор она не видела своего отца. У него были проблемы с алкоголем. Мать умерла несколько лет назад, и теперь у нее нет никого из близких.
– Кроме тебя, – уточнил он.
Я свернула полотенце, положила его на край раковины и поймала себя на том, что тупо гляжу на кран. Потом почувствовала на моей руке ладонь Джекоба.
– До прошлого года я даже не знала, что у меня есть сестра-близнец, – сказала я ему. – Но как-то получилось, что мы с ней работали в Лос-Анджелесе в нескольких кварталах друг от друга. Это что, простая случайность?
Джекоб сжал мне руку. Его прикосновение было теплым и приятным.
– Люди внезапно стали мне говорить странные вещи, – сказала я, – спрашивали, как я могу работать одновременно в двух местах. Это было странно. Ну… я и навела справки.
– Ты наверняка испытала шок, когда увидела ее в первый раз, – сказал Джекоб.
– Да.
Мне вдруг стало трудно говорить. Я слишком разнервничалась.
– Ты хочешь присесть? – спросил Джекоб, кивнув в сторону гостиной. – Я могу зажечь камин.
– Было бы славно. – Я взяла свой бокал. Он отнес бутылку с остатками вина в гостиную и поставил на кофейный столик.
Я сняла туфли и забралась с ногами на удобный белый диван, а он чиркнул спичкой и поджег растопку, уже лежавшую на решетке. После этого так и остался сидеть на оттоманке, приглядывая за огнем и подкладывая в него смятые газеты и дрова.
Вскоре пламя разгорелось, зашипело, загудело. Я смотрела на него, расслабившись на мягких подушках.
– Мне нравится запах горящих дров в это время года, – сказала я.
Джекоб встал.
– Принести тебе чего-нибудь?
– Нет, все замечательно.
Он сел рядом со мной, положив руку на спинку дивана.
Я потягивала вино, долго смотрела, как пляшет огонь в камине, и думала о нашем разговоре на кухне.
– Я знаю, что это не моя вина, – проговорила я, возвращаясь к тому, что случилось с Надией и со мной, когда мы осиротели, – но когда я думаю о том, как она жила, и сравниваю с моей жизнью…
– Ты чувствуешь себя виноватой, – договорил за меня Джекоб, и я заглянула в его все понимающие зеленые глаза.
– Да. Когда я увидела ее в первый раз, точную копию себя в другой персоне, это был шок для моего мозга. Но вскоре я поняла, что у нас очень мало общего, потому что разный жизненный опыт сделал из нас разных людей.
– Как это?
– У моих родителей были деньги, поэтому они посылали меня в хорошие школы, давали все самое лучшее, но дело не только в этом. Я всегда ощущала их любовь ко мне. Никогда не беспокоилась, что они откажутся от меня и я останусь одна. У меня не было этого страха. У Надии не было такой стабильности. Они с матерью жили так бедно, что их выгнали из квартиры и им пришлось жить в машине.
