— Чего это вдруг я федерал? — откликнулся Кирилл Федорович, переворачиваясь на бок в своей постели.
— А папка мой — федерал?
— Аслан не федерал, уж точно. И мама Ира твоя тоже не федералка, уймись.
— Он в такой же форме на фотографиях, когда в армии служил, как и эти федералы, — авторитетно заявил мальчик, кивнув неопределенно в сторону завешенного одеялом окна. — И твоя форма на войне тоже на их очень похожа. Там, где ты возле флага. На фотке той, помнишь?
— Помню, — тихо ответил дед.
Фоток больше не было. И кителя его армейского парадного тоже не было — как и не было их квартиры на втором этаже пятиэтажного дома на Фабричной в Грозном, в которой они с женой Галей прожили без малого четверть века.
Внук подсел на краешек кровати и заговорщически прошептал:
— Я тебе кое-что расскажу по большому-большому секрету, только ты никому не говори, обещаешь?
Дед Кирилл молча кивнул.
— Нет, ты скажи «клянусь Аллахом».
— Я не знаю никакого Аллаха, Митька, и Иисуса тоже, — в ответ прошипел дед. — С чего я ими клясться-то буду?
— Так… порядок такой.
— Ладно, клянусь, — пробормотал Кирилл Федорович.
— Аллахом? — поднял брови Митя.
— И им, и Буддой, и Христом-богом, — заверил его дед.
— Перекрестись.
Перекрестился.
— Палец вверх подними. Да нет, указательный давай, не хлюзди — большой не пойдет!
Дед поменял пальцы.
— Скажи сперва, ты видел на войне фрицев в вертолете? Чтобы вот так прямо перед тобой, как… лист перед травой.
Дед невесело усмехнулся.
— Фрицев-то видел, конечно.
— Нет, а вот чтобы лопасти перед носом: вжих-вжих, как из-под земли, вдруг? И пулеметы — настоящие, боевые, как… как змеи пучком целым уставятся и смотрят, смотрят…
— В Отечественную не было еще вертолетов, Мить.
Тамерлан, как звал его отец, озадаченно посмотрел на старичка. Как так — не было вертолетов? «Ми-24» были всегда: двухглазые циклопы, один глаз над другим — побольше и пошире.
— У нас танки зато были, — продолжил Кирилл Федорович. — Ты же слышал про Курскую битву, про Рокоссовского, Гудериана? Я к инженерному батальону тогда приписан был после контузии. Довелось столкнуться с фашистским «тигром» нос к носу. Он, представляешь, заплутал, видимо — от своих отбился, и к нам прямо в тыл вышел.
— Да ну? Что он, баран, что ли, чтобы от своих отбиться? — засомневался Митя.
Тигр ему представлялся умным и вполне воспитанным хищником.
— Клянусь тебе всеми ими! — Дед поднял глаза кверху, Митя за ним тоже.
— Представляешь, вытаскиваю из блиндажа корзину с провиантом, а он, «тигр» ихний — на-ка тебе! Как лист перед травой, ага: заворачивает с просеки прямо на нашу опушку.
— Так ты б с «калаша» его!.. Та-та-та-та-та!!! Загрызет же иначе, я знаю!
— А «винтарь» мой у поленницы прислонен остался. Да и проку-то стрелять: «тигровая» броня — там сотня тонн весу.
Про броню у тигра Митя ничего не знал: шкура — да, хорошая папаха могла бы выйти, он был уверен.
— А танк-то ваш где был?
— Наши все на Дуге уже стояли.
— Ну, деда, а из танка по тигру… Мокрое место — клочки по закоулочкам!
Кирилл Федорович засомневался: о том же самом ли «хищнике» они с внуком говорят?
— «Тигры» фрицевские крепкие были, — уверенно провозгласил дед, откидываясь на подушку. — Завернул он, значит, и встал. Понял, что к чужим угодил! И я встал, рот открыл.
— Ты б ему подкинул хлебца — он и ушел бы, сытый.
Дед опять привстал на локте:
— О! Моя кровь, хоть и в чеченских жилах! Верно ведь: я от неожиданности-то сперва выронил все, а потом схватил сверху краюху — да в него! Да
