второй и третьей…
Митя захихикал тихонько.
— И не поверишь ведь: как дал фриц задний ход, и мигом — фьюить! Только я его и видел. Сказывали потом, что он в речушке увяз там, рядом.
Мальчик, оглянувшись на дверь, тихо прошептал:
— Деда, а тебе страшно было? Испугался? Да?
Кирилл Федорович почесал бороду, глянул на внука и ответил:
— Да, Мить, очень страшно.
— А ты… это… нафурил в штаны?
Дед от неожиданности замер — уж не потешаться ли над ним вздумал этот шалопай черноглазый? Но парень выглядел серьезным и несколько настороженным.
— Ну, я ж на войне был. Мало ли чего там увидишь — так и портков не напасешься.
Мальчик тяжело вздохнул и отвернулся. Дед Кирилл насторожился:
— А ну-к, погоди, ты ж мне рассказать хотел что-то? Про «вертушку» небось? Давай, твоя очередь.
Митя немного помялся, потом выдавил из себя:
— Я тоже так вот, нос к носу… с «мишкой».
Дед ахнул:
— Бурым?!
— Нет, — помотал головой мальчик, — с «двадцать четвертым».
Кирилл Федорович сообразил, что речь о «Ми-24»: его в Грозном узнавали все.
— Как так? Тебе ж отец запретил ходить со двора? А если брат узнает? Иса тебе голову оторвет сразу.
— Тс-с! — испуганно приложил палец к губам Тамерлан. — Не оторвет, а отрежет, между прочим. Но ты же поклялся не говорить!
— Поклялся, как же… Теперь ты мне клянись, что ни шагу впредь отсюда.
Митя перекрестился, затем направил указательный палец вверх, одновременно поклонившись и омыв ладонями лик свой, при этом пробормотав что- то под нос.
— За домом Муслима — у них, знаешь ведь, овражек такой, и забор кирпичный, красный.
— Ну?
— Я на минутку только: хотел добежать, поменять ему кассету «Рэмбо» на «Рокки», и сразу назад. Представляешь, только подбежал к воротам, а тут из-за забора, снизу из оврага — «мишка». Прям на меня. И как твой тигр: замер, будто сам меня испугался, понимаешь? А я… вот… в общем, штаны мои потом мокрые оказались. Деда, скажи: я теперь трус, значит?
В глазах мальчика Кирилл Федорович видел крошечное отражение мягко колышущегося пламени свечи, стоявшей тут же, на столе. На миг даже показалось, что отражение как-то поплыло вниз в Митиных глазах, к длинной реснице, и растаяло… Парень отвернулся, шмыгнув носом.
— Мить, честное ветеранское: это не имеет никакого отношения к храбрости…
— Но ты-то ведь тогда один на один с целым тигром оказался, и ничего — сам сказал!..
Митя осекся, потому что где-то за окном послышался нарастающий свист.
Снаряд разорвался, наверное, в трех-пяти домах вниз по переулку. Митя резко прижал ладони к своим ушам и зажмурился, прошептав:
— Хоть бы не в Мусика, хоть бы не в Мусика, хоть бы не в…
Из прихожей они услышали твердый голос Аслана:
— Так! Все в подвал по лестнице, быстро! Ира, ты первая с Адамом — там внизу Иса поддержит. Тещ-щ-ща, вы где? Тамерлан?
Даже теперь дед Кирилл не мог не отметить про себя какой-то особой теплоты, прямо-таки шуршащей в голосе зятя, когда тот произносил слово «теща», и непроизвольно улыбнулся — ранее в своей жизни он не встречал ни у друзей, ни у знакомых такого бережного отношения к родне, особенно к женщинам.
Тамерлан подскочил на кровати, ринулся к дверям, потом резко замер и, обернувшись, спросил:
— Дед… ты?..
— Давай иди, иди, Митя, я тоже, я сейчас. — Он осторожно приподнялся на постели и перенес ноги на пол.
Ох уж эта немощь, эта одышка, эта постоянная боль в груди. И это нескончаемое бегство. Ну, лишь бы его котелок не продырявился — не время сейчас, до Пятигорска бы дотянуть.
Кирилл Федорович выпрямился во весь рост и вдруг замер, пробормотав:
— Старый пень… надо было сказать ему! Конечно, надо было, вот я…
— Тесть мой, как вы тут? — На пороге появился зять.