своя, как сорок лет назад, когда отец ваш еще не уехал отсюда.
Аура покачала головой. На лице ее отобразилась неприязнь.
– Вы правда в это верите?
Глаза Фуэнте вспыхнули. Он заговорщически смотрел на Ауру. И та впервые испугалась по-настоящему. На что еще могло толкнуть этого человека его безумие?
– Не торопитесь, Аура Инститорис. Мы с вами законные наследники вашего отца. И я уверен, что вы со мной согласитесь, когда вам откроется вся правда.
Поманив ее за собой, Фуэнте продолжил спуск.
– Идемте, и вы все поймете.
Пройдя под полукруглой аркой, они оказались в лаборатории, метрах в десяти под землей. Фуэнте зажег множество свечей и ламп, и все вокруг озарилось золотисто-желтым светом, торжественным, как в церкви в ночь перед Рождеством.
Из сводов высокого потолка выступали крючья с железными цепями – так много, что не сосчитать. Аура, вздрогнув от отвращения, перевела взгляд на столы и этажерки, расставленные по залу. Повсюду виднелись приспособления для опытов, стеклянные сосуды: круглые, прямоугольные, а некоторые – таких причудливых форм, словно их в приступе безумия изготовил сумасшедший стеклодув. Длинные отростки из стекла и металла, похожие на иглы морского ежа, запутанное переплетение трубок и шлангов. Все покрывал толстый слой пыли. Аура явно ошибалась, предположив, что Фуэнте продолжал здесь эксперименты ее отца.
Анатомические модели, банки с препарированными животными и органами, может быть, даже человеческими… Почерневший череп без зубов, чучело совы с пустыми глазницами, пожелтевшая, заросшая паутиной челюсть аллигатора, три человеческих эмбриона, гигантская саламандра с надрезанной шкуркой, недоделанная деревянная фигура пеликана, сотни склянок с настойками всех цветов радуги, горшки и кувшины, поросшие плесенью, похожей на вату, одноногое чучело ворона…
На стенах висели таблички с латинскими надписями: «Hic lapis est subtus te, supara te, erga te et circa te» («Камень под тобой, над тобой, в тебе и вокруг тебя»), «Omnia ab uno et in unum omnia» («Все из одного и в одном все»).
Мозаичное панно: коса, символ тринадцатого таинства и дома Сатурна. Знак рака, образ злого рока. Наброски, основанные на цитатах Заратустры, – память о давней традиции тайного знания. И конечно же, шестиконечная звезда Соломона.
И среди всего этого, на столах, в шкафах, на полу – книги. Повсюду книги. Некоторые размером с окно кареты, в переплетах из железа и бронзы. Другие поменьше, в кожаных обложках. Попадались даже в соломенных. А еще здесь были свитки, глиняные таблички и сверкающие золотые пластинки, испещренные надписями.
Века, тысячелетия алхимии были собраны здесь.
– Ваш отец немногое вывез отсюда, – сказал Фуэнте. – Все это принадлежит вам.
– Можете забрать себе. Мне это не нужно.
Аура солгала: она лишь хотела заставить Фуэнте отказаться от навязчивой идеи привлечь ее к разгадке Великого делания.
– Почему вы отрицаете свое предназначение?
– Предназначение? – Аура громко рассмеялась. – Да что вы знаете о предназначении, Фуэнте?
– Эдуардо, – прошептал он.
– Вы не знаете, каково это – расти в доме, где никто никого не любит. С отцом, который относится к тебе, как к подопытному кролику. С матерью, которая… – Аура запнулась. – Зачем вы привели меня сюда? Задумали провести очередной эксперимент?
– Эксперимент?! – Глаза Фуэнте округлились от удивления. – И в мыслях не было! Я лишь хотел, чтобы вы все это увидели, потому что имеете право. Все здесь ваше. Вещи, которые Нестор здесь бросил, – бесполезный балласт. Устройства для химических опытов, расчлененные трупы и все эти книги – мусор, который не нужен ни мне, ни вам. – Фуэнте воздел руки кверху. – Аура! Мы с вашим отцом давно ушли вперед! – Не обращая внимания на револьвер, который уперся ему в ребра, он подошел к ней так близко, что лица их почти соприкоснулись. – Мы не станем искать вечную жизнь. Нас интересует тайна ее
– Я и сама знаю, что алхимия – это не только поиск эликсира бессмертия. Этим вы меня не впечатлите.
– Конечно. Многие глупцы полагают, что суть алхимии лишь в вечной жизни да в превращении свинца в золото. Но это не так!
Аура попятилась и тут же наткнулась на край стола. Звякнуло стекло.
– Тогда скажите мне, Фуэнте, что алхимия значит для вас. И что значила для моего отца.
Аура убеждала себя, будто просто заговаривает Фуэнте зубы. На деле же с его помощью надеялась заглянуть в душу своего отца, в душу алхимика, а не безумного убийцы.
– Тайна алхимии, – начал Фуэнте, – это искусство преобразования. Но не свинца или ртути в золото. И не смертности в бессмертие. Великое делание –
