– Товарищ майор, а может, я поучаствую в нашей контратаке? Ведь чего-нибудь нового я там непременно увижу, глядишь, захватим какую-нибудь документацию, а если повезет – и пленных. Разрешите к самоходчикам?
При этих словах сидевшие за этим же столом Асоян, Татьяна и оба наших шофера посмотрели на меня как на полудурка. Впрочем, я уже приобрел в своем подразделении стойкую репутации психа и экстремала-камикадзе (хотя в 1945 г. таких слов мои предки еще не знали). Никитин подумал минут пять, ровно столько, сколько ему понадобилось на допивание кипятка, а потом наконец изрек:
– А что, мысль дельная. Молодец, старшина. Знаешь, я и сам про это думал, вот только послать вроде бы некого. Как оказалось, кроме тебя. Но инициатива наказуема. И, раз уж ты сам вызвался, собирайся.
Я взял бинокль, «ППС», рассовал по карманам (на свой ватник и ватные штаны я для подобных надобностей нашил несколько дополнительных карманов, в частности – внутренних и набедренных, которые неизменно вызывали у тогдашних не видевших «разгрузок» людей удивление) запасные рожки, два пистолета и пару гранат «Ф-1». Кроме того, я прихватил свою инженерно-штурмовую кирасу и два трофейных фаустпатрона, так называемые облегченные «Panzrefaust 30K» с наиболее тонкой из существовавших образцов гранатой, рассчитанные то ли на десантников, то ли на слабосильных гитлерюгендовских говнюков из «Фольксштурма». Небольшой запас трофейных фаустпатронов наша группа всегда возила с собой с момента их появления на фронте, ибо никогда не знаешь, во что ты можешь влипнуть на передовой. Добавлю, что таскать не имеющие ремней фаустпатроны муторно, но к паре этих, конкретных, противотанковых трубок я заранее привязал в двух местах веревочки, слегка облегчив себе жизнь.
Вещмешок я брать не стал, но, поскольку торчать на морозе мне предстояло целый день, я прихватил флягу со слегка разбодяженным спиртом и с молчаливого согласия товарища майора рассовал по карманам в качестве НЗ пару ленд-лизовских (кажется, из авиационного пайка) шоколадок и пачку трофейных галет.
– Ну, не поминайте лихом, – сказал я сослуживцам и вышел на мороз. За мной направились Никитин и Сигизмундыч.
Уже почти повернувшись к ним спиной, я увидел, как Асоян незаметно для окружающих то ли перекрестился сам, то ли перекрестил меня. Оно и понятно – им с Татьяной легче, поскольку они-то оставались на месте, при рации, для обеспечения связи.
Разумеется, сразу же на передовую мы не поехали. Сначала наш «Виллис» заехал в три места, где у нашего товарища майора были какие-то дела. Так что в расположение 1013-го самоходно-артиллерийского полка мы приехали ближе к полудню.
Никитин задерживаться там не собирался, но, похоже, заранее предупредил по радио местное начальство о своем приезде. Командир 1013-го САП подполковник Хрипунов, рослый мужик в овчинной ушанке и пижонской светло-коричневой бекеше, встречал нас у своей торопливо покрашенной белилами командирской «ИСУ» с номером «010».
Остальные машины полка были выстроены в линию в редком леске, метрах в ста западнее. Позиции танкового полка находились здесь же, только чуть дальше (похоже, самоходки находились позади танков на уставном расстоянии метров в триста), у самого края леса. При этом некоторые «Шерманы» и «тридцатьчетверки» размещались в неглубоких окопах. Оно и понятно, танкисты торчали в этом леске несколько дольше самоходчиков и имели время на окапывание.
Никитин до невозможности официально представил меня как человека, прибывшего с важным и секретным заданием, полушутливо попросив командира самоходчиков «любить и жаловать» меня. Командир самоходчиков пообещал соответствовать. Уладив все формальности, наш товарищ майор собрался уезжать. Но я успел кинуть ему напоследок такую идею:
– Товарищ майор! Есть вот какая мысль. Раз в атаку пойдут немецкие тяжелые танки, может, есть смысл раздать пехоте в окопах трофейные «фаусты»? Ведь должен же у них быть хоть какой-то их запас!
– Толковая мысль, старшина, – сказал майор и добавил: – Обмозгуем.
Последующие события не дали основания считать, что он пытался выполнить или хотя бы «обмозговать» это мое предложение. Хотя, может, у пехоты и не было никаких трофейных фаустпатронов или их сразу же сдавали по акту трофейщикам – все могло быть…
Пообещав это, Никитин похлопал меня по плечу (практически «обнял и прослезился»), приказал в случае обнаружения хоть чего-нибудь достойного внимания тут же выйти с ним на связь по рации, простился с командиром самоходчиков, сел в верный «Виллис» и был таков – импортный вездеход резво почесал по лесу, вздымая из колдобин снежную пыль.
Самоходный подпол Хрипунов и его начальственная братва в кожаных ребристых шлемах смотрела на меня и уезжающий джип с некоторым недоумением. Понимаю, что в тот момент я в своем ватнике и стеганых ватных штанах, да еще с двумя болтающимися на плече на самодельных веревочных петлях фаустпатронами и кирасой под мышкой, впечатления облеченного доверием секретного человека ну никак не производил.
А я, приехав на это место, вдруг понял, что, похоже, действительно начинаю ощущать свою главную цель. Теперь я почему-то точно знал, где находится объект моего внимания. В том смысле, что у меня в голове немедленно, как только я начинал думать об этом потенциальном «языке», возникал довольно подробный план местности. Этакий вид сверху, нечто вроде снимка со спутника из наших времен, сделанного в ясную погоду и с хорошим разрешением. Как это, с позволения сказать, «видео» оказалось в моей черепушке – не знаю. Но это явно было еще одним последствием ночного разговора со «знакомой незнакомкой». Прямо-таки «Матрица» какая-то, сплошной мир высоких технологий. Хотя если они такие крутые, то с чего посылают на подобное задание меня, очень мало знающего и как попало вооруженного? Выходит, эти неизвестные «заказчики» все-таки невсесильны?
