еще и в начале этой войны, бывал на фронтах, а Татьяна (фамилия у нее, кстати, оказалась смешная – Шевкопляс) с год прослужила в войсках и даже участвовала в прошлогоднем испытательном пробеге нового плавающего танка «Т-40», то, как я понял со слов капитана, этот самый Миша Шундик после окончания училища в войсках не пробыл ни дня, поскольку тут же попал служить в Москву на некие специфические курсы по переподготовке и повышению квалификации для среднего и высшего командно-технического состава при Академии бронетанковых и механизированных войск РККА – я так понял, что на этих самых курсах комсостав фрагментарно знакомили с новыми танками «Т-34» и «КВ». И Миша служил там на должности то ли какого-то секретаря, то ли адъютанта. После начала войны курсы упразднили, а весь их персонал и архивы эвакуировали куда-то аж в Ташкент. Мишу перевели в Автобронетанковое управление (надо полагать – влиятельный папа организовал), но пускать его туда, где по-настоящему стреляли, категорически не стоило, ибо фронт этот, с позволения сказать, воентехник, до сих пор представлял сугубо в стиле кинофильма «Если завтра война», а танки видел по большей части на картинках…
В какой-то момент шедшие впереди нас «ЗИСы» немного притормозили, свернув затем налево, а наша полуторка, а за ней и трофей ушли направо, через все тот же негустой лес.
Навстречу время от времени попадались тяжело груженные грузовики. В одном месте нам встретилась батарея 76-мм полковых пушек на конной тяге, в другом – по обочине протопала рота пехотинцев при оружии и полной выкладке.
Примерно через полчаса впереди показался довольно большой поселок или даже городок, подготовленный чуть ли не к круговой обороне – на окраине просматривались трубы и цеха какого-то завода или фабрики. У окраины были видны занятые довольно многочисленной пехотой окопы полного профиля, блиндажи и даже пара ДЗОТов, а на въезде, в землянке, за колючей проволокой и присыпанными снегом слегка ржавыми противотанковыми ежами, размещался контрольно-пропускной пункт. При этом останавливать нас надолго, а уж тем более обыскивать там почему-то не стали.
Капитан Никитин, даже не вылезая из кузова, показал подошедшему к полуторке сержанту с красной повязкой на рукаве какой-то пропуск, и мы спокойно поехали дальше. Было видно, что красноармейцы, дежурившие на КПП, прямо-таки засмотрелись на трофейный немецкий автомобиль – здесь подобное еще было, увы, в диковинку.
В поселке я увидел изрядное количество войск, чуть ли не по всем улицам и дворам стояли армейские автомашины и подводы, также я рассмотрел позиции пары зенитных пушек и минимум одной установки со счетверенным «максимом» на шасси грузовика.
Немного попетляв по поселку, наша полуторка выехала на местную «центральную площадь», где стояла облезлая гипсовая статуя Владимира Ильича Ленина. Гипсовый Ильич, отдаленно похожий на изображавшего вождя мирового пролетариата в фильме «Ленин в октябре» актера Щукина, был выполнен во вполне классической позе – с открытым ртом, правая рука вытянута вперед, левая ухватилась за отворот пиджака.
Похоже, в окрестных двухэтажных домах помещался какой-то солидный штаб или даже несколько штабов – во дворе был виден «ГАЗ-ААА» с будкой радиостанции вместо кузова и несколько однотипных грузовиков с тентованными кузовами, а на площади, вокруг давно засохшей и присыпанной снежком цветочной клумбы, среди нескольких уже сбросивших листву дубов, теснились пара штабных автобусов, несколько «эмок» и «ГАЗ-А». И здесь все встречные продолжали коситься на немецкую машину – так что воентехник Миша Шундик, видимо, чувствовал себя именинником…
Потом мы остановились на этой самой площади. Капитан Никитин сказал, что мы, если хотим, можем размяться, но от машины отходить не велел.
Вслед за этим он направился к длинному, справному двухэтажному дому с вывеской «Красно-Грязненский районный комитет ВКП(б)», на крыльце которого стоял часовой с автоматом ППД на груди, а рядом торчало аж два мотоциклета «М-72» с колясками. Миша пошел было следом за капитаном, но в дом не зашел, оставшись на крыльце рядом с часовым и демонстрируя всему свету трофейный «МР-38/40», который он опять нацепил на шею. Миша Шундик достал из кармана шинели пачку «Казбека», предложил часовому (тот, разумеется, не отказался, хотя это, по идее, и было грубым нарушением устава), и они закурили. Было видно, что курить героический воентехник Шундик, похоже, совсем не умеет, а просто понтуется.
Татьяна осталась в кабине. Я свесился из кузова и, посмотрев, понял, что они на пару с шофером, похоже, дремлют, удачно воспользовавшись остановкой.
Капитана не было довольно долго, примерно с полчаса. Потом он наконец вышел на крыльцо и, что-то сказав Мише, направился обратно к нам.
– Ну, что там? – поинтересовался я, когда он подошел.
– Я обо всем доложил, пока приказали отдыхать. Завтра сюда приедет наш непосредственный начальник и будем решать насчет тех танков в Дурятине.
– А мне-то что делать, товарищ капитан? – задал я резонный вопрос.
– Пока останешься при нас, а там – как начальство решит. Я ему про тебя по телефону тоже доложил. Проверят, кто ты и что…
Прямо как с Саидом в «Белом солнце пустыни», которому Абдулла тоже сказал что-то в этом духе. А если точнее: «Пока я не возьму их, ты останешься с нами». Вот и с этими чертовыми танками вышла похожая фигня. Однако возражать мне смысла не было.
Сначала мы подъехали к какому-то двору рядом со штабом. Остановились, капитан куда-то сходил. Потом мы откинули задний борт кузова. Появился незнакомый пехотный лейтенант и два бойца, которые в два приема выгрузили из кузова тела убитых разведчиков, оттащив их куда-то во двор, а потом забрали вещмешки и карабины покойников.
После этого мы въехали через гостеприимно распахнутые ворота в какой-то двор, ближе к восточной окраине поселка. Поселок, как оказалось,
