безнаказанно уйти…
– А почему «белый», кстати? – спросил я совершенно не по-уставному.
– А черт его знает, – ответил Федотов. – Одно слово – нездоровые слухи, сеющие панику и подрывающие боеспособность войск. Но это не по нашей части, нехай политотдел занимается…
Я ускорил шаг и пошел по следам немецкой машины, обогнав обоих майоров, которые, похоже, никуда не торопились. Судя по вспаханной широкими гусеницами земле, вражеский танк действительно выдвинулся со стороны болота, прошел практически по прямой километра полтора, от души пострелял и, развернувшись (на это четко указывало неровное полукружье срезанной гусеницами земли в одном месте – такое могло быть только при развороте тяжелой машины), ушел обратно. Причем его водитель явно пытался двигаться назад по собственным следам, но не везде у него это получилось, и местами след выглядел двойным. Что тут скажешь – шаблонная германская тактика, рассчитанная на внезапность, без учета каких-либо «запасных вариантов».
Край обширного осеннего болота зарос довольно густым ивняком и кустарником, при этом часть деревьев и прочего разнотравья немецкий танк снес начисто. Идя по его следам, я спустился к самому краю болота и, присев на корточки, осмотрелся.
Почему-то четкий гусеничный след обрывался в паре метров от края топи, а не уходил в само болото. Точнее сказать, обрывались именно фигурные следы траков, но зато там были отпечатки чего-то плоского и угловатого, вдавленного в грунт изрядным весом танка.
Я осмотрел и болото. Конечно, за двое суток покрытая тиной поверхность уже обрела первоначальный вид, но все же не до конца. В болоте все равно оставалась заметная полоса, взбаламученная неким движением, причем полоса эта была шириной метров в двадцать, что сильно превосходило ширину любого танка, хоть нашего, хоть немецкого. Хотя представить, чтобы «Тигр» или «Пантера» могли плавать по болоту, было сложно, тут было явно что-то другое. На всем протяжении этой светившейся еще не затянувшимися тиной и ряской проплешинами открытой воды полосы камыш и прочая росшая на болоте растительность были либо стесаны, либо примяты. А еще я обратил внимание на то, что практически все листья с деревьев по краю болота сдуло, как будто очень сильным порывом ветра. Но уже метрах в пятидесяти от болота осенняя листва с деревьев облетала вполне себе лениво и абсолютно голых стволов там не просматривалось…
– Ну и что ты там нашел, сержант? – спросил меня майор Федотов, когда товарищи офицеры в сопровождении разведчика подошли к краю болота, но топать следом за мной к самой топи не торопились.
– Кое-что нашел, товарищ майор…
– Да?! Ну-ка, ну-ка…
И Федотов спустился к болоту следом за мной. За ним направился и Никитин. Сержант Шарипов остался на месте. Он же нас типа охранял.
– Смотрите, – сказал я офицерам. – След траков на земле обрывается не прямо в болоте, а на расстоянии пары метров от него. И там же имеются явственные следы чего-то угловатого, сильно вмявшегося в землю под тяжестью танка. И этих угловатых штук там было две, как раз под обеими гусеницами…
– Ты хочешь сказать, – сказал Никитин задумчиво. – Что это…
– Правильно, сходни…
– Стоп, сержант, – оборвал меня Федотов. – Ты мне хочешь сказать, что этот немецкий танк сюда привезли и увезли на неком десантно-высадочном средстве?
– Вот именно. Десантная баржа или что-то еще в этом роде.
– Сержант, а ты, часом, не того? – спросил Федотов, и лицо его приобрело раздраженное выражение вместо озабоченного. – Объясни мне, дураку, как это баржа с танком может двигаться по болоту, где даже человек утонет?
– Товарищ майор, это же не простая баржа. Вы видите, что всю листву с болотных деревьев сдуло на хрен? А ведь дальше в лесу ничего подобного нет…
– Не понял тебя, сержант, при чем тут вообще листва?
– Как же вам попроще объяснить-то… Ладно, товарищи командиры, слушайте. Весной 1939 года к нам в Краснобельск по случаю присвоения местному аэроклубу Осоавиахима имени покойного Валерия Павловича Чкалова приезжала представительная делегация из Москвы. Пробыла она у нас всего два дня, но я, как сотрудник одной местной многотиражки, присутствовал на встрече членов делегации с общественностью. И там выступал, в частности, известный летчик, комбриг и орденоносец Михаил Громов, ну, тот самый, что в Америку перед войной летал…
Тут я откровенно импровизировал на ходу, но практически не врал, имея некую «домашнюю заготовку». Поскольку делегация из Москвы в конце мая 1939 года в наш Краснобельск действительно приезжала и именно по этому самому поводу. Я про это читал в своем времени в старых газетах. Вот только никаких подробностей, кроме самого факта этой самой «встречи с общественностью», в тех газетах, разумеется, не было. То есть сам факт легко поддавался проверке, а вот насчет разных мелких деталей можно было и соврать, как Штирлиц Мюллеру в той скандальной истории с отпечатками пальцев на чемодане с рацией. А иначе как мне еще было рассказать товарищам офицерам о некоторых технических новинках того времени?
– Ну, так вот, кроме аэроклуба, имя Валерия Чкалова тогда заодно присвоили и пионерской дружине одной из городских школ, – импровизировал я. – И поэтому на той встрече было полно пионеров. И на их вопросы отвечал почему-то в основном летчик-герой Громов. Так вот, один юный толстый и очкастый
