горящей травы.
– Рон, это Джон Эвримен. Джон, это Рон. Он из Нью-Йорка, но работает на британское правительство.
Рон протянул мне руку. Я пожал ее левой рукой.
– Может быть, вы и мне сможете рассказать о моих предках, – сказал Рон. – Семейная легенда гласит, что Уайты происходили из этих мест и перебрались в Америку на «Мэйфлауэре».
Я улыбнулся ему, не поняв ни слова.
– Мы хотим посмотреть фильм Ноэля Кауарда «В котором мы служим», – сказала Селия. – Помните? Мы с вами видели афиши…
– Мистрис Селия, я точно знаю, что сегодня погибну под бомбами. Вы же должны прожить долгую, счастливую жизнь, как отец Харингтон. Вам нельзя находиться рядом со мной, когда упадет бомба.
– Мистер Эвримен, – перебил меня Рон. – Немцы не могут позволить себе рисковать своими самолетами только для того, чтобы поразить вас. Они дождутся темноты.
– Вы говорите как-то странно, – удивился я. – В Йорке теперь все так говорят?
– Это я говорю странно? – рассмеялся Рон. – Это же надо! Нью-Йорк, сэр. Это в старых, добрых Соединенных Штатах Америки.
– Откуда привозят индеек?
– Именно, сэр. Каждый День благодарения на столе должна быть индейка. Кстати, вы любите индейку?
– Не знаю. Но я точно знаю, что сегодня умру.
Рон переглянулся с Селией.
– Мы все когда-нибудь умрем, Джон.
– Вы не понимаете. Я умру именно сегодня.
– Что ж, значит, так тому и быть, – кивнул Рон. – Я могу подвезти вас к «Одеону» на своей машине. И не беспокойтесь из-за одиннадцати пенсов за билет. А если не захотите, сможете уйти. Но сейчас нужно ехать. Киномеханик нас ждать не будет. Идете?
Я осмотрелся по сторонам. Самолетов не было. Я задумался: может быть, они действительно правы и немцы не будут бомбить при свете дня?
– Я еду, – сказал я.
– Браво, – улыбнулась Селия. – Вы об этом не пожалеете!
Мы вернулись к экипажу Рона. Он огляделся, выбросил свою белую трубочку с горящими травами, затоптал ее ногой и сел в машину. Откинувшись на кресле, он открыл заднюю дверцу для меня. Селия села впереди, рядом с Роном.
Машина оказалась шумной и очень быстрой – она ехала быстрее, чем лошадь, несущаяся галопом. Я закрыл глаза, но от такой быстрой езды меня замутило. Я посмотрел на свою руку, вцепившуюся в спинку сиденья Селии, и понял, что косточки побелели. Я отпустил спинку, твердя себе, что мы скоро приедем.
Рон остановил машину возле развалин церкви святой Сативолы, мы вышли и направились к огромному зданию – самому большому вокруг. Мы встали в очередь вместе с другими людьми. Рон заплатил за нас. Мы втроем поднялись по лестнице, накрытой тканью, и вошли в зал. Я увидел ряды сидений. Если бомба накроет меня здесь, то погибну не только я, но и еще сотни людей! И театр этот будет разрушен!
– Не волнуйтесь так, – успокоила меня Селия, садясь между нами. – Если что-нибудь случится, объявят воздушную тревогу. И тогда мы выйдем отсюда и отправимся в ближайшее убежище.
Свет в зале погас. Мы на какое-то мгновение оказались в полной темноте. И вдруг на белой стене перед нами появилось огромное черно-белое изображение. Я увидел людей на улице – увидел в мельчайших деталях. И они двигались!
Как изображение может двигаться?! Я смотрел на саму жизнь, не на картину. Но как им удалось показывать через стены?
После этого я увидел нечто вроде движущейся и говорящей газеты. Я видел изображения больших железных повозок, на которых были укреплены пушки. Эти повозки ехали по африканской пустыне, где британская армия сражалась с немецкой. Я не понимал, кто есть кто: ни гербов, ни знамен, ни штандартов, как это было принято в наши времена, на повозках не было. Я видел разбомбленные и разрушенные немецкие города – королевская авиация делала свое дело. Звук был громким – намного громче обычной человеческой речи. Вид разрушений и несчастных людей, бредущих куда-то длинными вереницами, потряс меня и погрузил в бездну отчаяния.
Когда новости закончились, начался «фильм». Сначала наступила темнота, а потом мы услышали удивительную музыку, исполняемую множеством инструментов. Откуда она исходила, я не понял.
– Это история корабля, – произнес голос.
Я увидел, как строят современные железные корабли, и подивился тому, как они держатся на воде. Мне хотелось спросить у Селии, но вопросов возникло слишком много. Я жалел, что в зале нет окон: я бы заметил, что наступают сумерки, и вовремя увидел бы приближающиеся самолеты.
На стене появилась газета, плавающая на поверхности грязной воды. Селия наклонилась ко мне и шепотом сказала:
– Заголовок гласит: «В этом году войны не будет – Берлин слаб, Гитлер не готов».